Тропой Койота: Плутовские сказки

22
18
20
22
24
26
28
30

– Знаю, знаю – за решеткой, куда тебя засадят не сегодня-завтра. Нельзя же дурачить весь мир бесконечно. Не выйдет.

– Я брошу, брошу. Обещаю, – едва не рассмеявшись, заверила его Мерль.

Ансель молча покачал головой, отвернулся и двинулся своей дорогой. Мерль, еще раз пожав плечами, последовала его примеру. Разжившись деньгами на пропитание и кружевами на продажу, она вполне могла позволить себе провести некоторое время за изучением карт. Но, возвращаясь в шатер, не преминула прихватить с прилавка осаждаемого покупателями пекаря беспризорный мясной пирог. Зачем тратить деньги на то, что само идет в руки задаром?

На самом деле «шатер» ее был всего-навсего ничейным остовом фургона, брошенным кем-то на краю рынка – одна из осей сломана, два из четырех углов вместо отсутствующих колес подпирают бочки, на дуги вместо тента натянут найденный на свалке парус. Изнутри Мерль украсила свое жилище цветастым муслином и узорчатыми батистовыми юбками, собственноручно разлученными ею с веревками для сушки белья. Были здесь и шитые золотом шали, и атласные ленты, и бусы из хрусталя и агата, оставленные без присмотра в экипажах, слишком свободно свисавшие с плеч хозяек – словом, спасенные Мерль от слишком беспечных владелиц. Распоров одежды по швам, она обернула тканью дуги фургона, превратила его в цветастую пещеру – сплошь в вышивках, витых шнурах, лентах да занавесях. Где только могла, собирала огарки свечей, чтобы расставить их повсюду и зажигать во время работы. Стерег шатер старый ворон, подобранный ею на улице – он яростно защищал тело прежнего хозяина, слепого нищего, умершего под забором. Мерль удалось уломать птицу поесть, и ворон переселился к ней. Он обладал тремя несомненными достоинствами: злобным взглядом, острым клювом и лексиконом из двух слов: «Кар-раул! Гр-рабят!» – которые и обрушивал раздирающим уши шквалом на всякого незнакомца, рискнувшего заглянуть в шатер, когда хозяйки нет дома.

Мерль он приветствовал шорохом перьев и негромким гортанным клекотом. Войдя, она зажгла свечи, поделилась с вороном кусочком мясного пирога, повесила снаружи, над входом, яркую вывеску, накрыла плечи и голову длинной, темной, расшитой бисером вуалью и развернула колоду.

Шелк оказался ветхим, потертым, с винным пятном у каймы. Сами карты – в заломах, закапаны свечным воском и так истерты, что некоторые изображения помутнели. Мерль начала выкладывать их на стол, по одной.

Пугало. Старуха. Море. Цыганская кибитка.

Мерль остановилась и пригляделась к картам. Странная колода. У матери была совсем другая – с яркими изображениями мечей и кубков, королей и дам. Та колода принадлежала еще прабабке Мерль, и мать ею очень дорожила – заворачивала в чистейший, без единого пятнышка шелк, после гадания убирала в шкатулку из кипариса и палисандра. Эти же карты, прекрасно нарисованные, не выцветшие с годами, были Мерль совершенно незнакомы. Выложив на стол еще несколько карт, она в недоумении уставилась на них. На этой – целая стая ворон. А что бы могла означать вон та змея, свернувшаяся в кольцо и катящаяся вдоль дороги?

Полог у входа дрогнул. В проеме меж занавесей мелькнули бледные тонкие пальцы, снаружи, со ступеней, донеслось перешептыванье. Мерль поспешила прикрыть лицо вуалью. К чему наживать ненужные неприятности – вдруг да узнают?

Между тем перешептыванье не затихало. В ожидании Мерль зажгла еще несколько свечей.

Наконец полог всколыхнулся, раздвинулся, и на пороге, тревожно глядя на хозяйку, замерли три юных девушки – опрятные, одетые в самое модное платье, какое только могли себе позволить.

– Входите.

Быть может, необычная вуаль, или звучный низкий голос, благодаря которому Мерль могла показаться старше, а то и мудрее, чем есть, или же таинственная вязь света и тьмы вокруг – одним словом, что-то да придало им уверенности. Нырнув под полог, девушки опустились на мягкие подушки, украденные с сиденьев экипажей. Та, что с золотистыми волосами, села спереди, две остальные пристроились за ее спиной. Минуту все три девицы молчали, во все глаза глядя на предсказательницу судеб и на колоду карт перед ней, на неподвижного ворона, на шелка и муслин, колышущиеся над головами.

Наконец та, что села впереди, заговорила:

– Мне нужно знать, что ждет меня в будущем.

Мерль принялась неторопливо тасовать колоду. Пожалуй, обладательнице таких милых, усталых, встревоженных глаз отчаянно нужны любые добрые вести, какие только удастся сыскать.

Она назвала цену, и, как только монеты легли на стол, начала переворачивать карты, выкладывая их радугой – аркой жизней и судеб.

– Волк. Солнце. Старуха. Колодец.

И снова ничего знакомого. Пришлось придумывать названия на ходу, да говорить спокойно и уверенно, что бы там ни было нарисовано.

– Паук. Слепец. Любовники в масках.