Гости на Саут-Бэттери

22
18
20
22
24
26
28
30

Поместив младенцев и коляску в «Вольво», я медленно поехала домой. Мои мысли боролись между гневом и слезами, пока наконец не остановились где-то между рациональным взглядом и недоверием. Теперь я была большой девочкой. Новой зрелой Мелани. Я могла обсуждать с Джеком все что угодно, потому что доверяла ему. Мы были женаты. Я была уже далеко не той, неуверенной в себе Мелани Миддлтон, которую он когда-то встретил и которая имитировала иностранный акцент, притворяясь кем-то другим на другом конце телефона.

С новой уверенностью я поставила машину в бывшем каретном сарае и, взяв в каждую руку по ребенку, вошла в дом через кухню. И тотчас услышала смех. Он доносился откуда-то изнутри дома. За смехом последовал удар по мячу, громкий, как хлопушка. Все три собаки тотчас залаяли и забегали, как мне показалось, догоняя катящийся по полу мяч, затем последовали крик и смех Джека. А затем наступила тишина, такая оглушительная и напряженная, что я застыла, как статуя, и едва могла дышать. Эта тишина тянулась вечно. Каждый удар моего сердца казался свинцовым. Дети молча наблюдали за мной, как будто тоже гадали, что происходит по ту сторону кухонной двери.

Я совершенно забыла о новой Мелани, бросив ее на коленях и в пыли. Я тихонько шагнула через кухню назад, вышла и неслышно прикрыла дверь.

Глава 20

Услышав стук хлопающей дверцы, я подняла глаза и увидела машину матери, которая стояла позади моей на подъездной дорожке, ведущей к особняку Пинкни на Саут-Бэттери. Было воскресенье, поэтому грузовиков рабочих не было, хотя переполненный мусорный контейнер все еще занимал большую часть проезда.

На матери поверх черной блузки был длинный свободный красный свитер, на ногах – узкие брючки и изящные туфельки. Красные кожаные перчатки закрывали ее руки выше запястий. Она, как всегда, выглядела красивой и слишком молодой, чтобы годиться мне в матери. Единственное, что портило ее черты, – это небольшая морщинка на лбу.

Мать села рядом со мной на кирпичные ступени, не обращая внимания на слой пыли на них.

– С тобой все в порядке, Мелли? – Мать озабоченно посмотрела на меня.

Я шмыгнула носом.

– Просто весенняя простуда, – сказала я и даже покашляла, чтобы убедить ее, на тот случай, если шмыганья будет недостаточно.

– По телефону ты сказала мне, что это аллергия, – напомнила она.

– Да, думаю, это и то и другое.

Мать нахмурилась.

– Что случилось, Мелли? Вы с Джеком повздорили?

Возможно, виной всему были последние двадцать четыре часа страданий и недостаток сна, но, как тонюсенькая трещина в плотине во время наводнения, этот легкий толчок сочувствия мгновенно разрушил остатки моего самообладания. Каждая капля жалости к себе выплеснулась наружу, на плечо моей матери. Она крепко обняла меня и похлопала по спине, как я это делала с Джей-Джеем, когда пыталась сказать ему, что нельзя есть землю.

– Не плачь, Мелли. Не плачь. Все не так плохо. Почему бы тебе не рассказать мне, в чем дело, чтобы нам вместе во всем разобраться?

– Это из-за Джека, – всхлипнула я. – И Джейн.

Она отстранилась, и на мгновение мне показалось, что она расстроена тем, что мой макияж и слезы испачкали ей свитер.

– И что насчет Джека и Джейн?

– Когда я пришла домой в пятницу после прогулки по парку с Софи и младенцами, они с Джейн были в фойе… – Я умолкла, надеясь, что мать воспользуется своими экстрасенсорными способностями, чтобы мне не пришлось заканчивать рассказ.