Фабрика #17

22
18
20
22
24
26
28
30

– У нас есть одно место тихое и красивое, я покажу, тебе понравится.

Он удивился, но промолчал. За время, проведенное на фабрике, примечательных мест ему не встречать не доводилось – сплошная серость и безнадега. Едва отправились в путь, как навстречу попался Подсыпкин. Алина при виде его смутилась и спряталась за Кореневым, хотя ей это не помогло – ее выдавали светящиеся рыжие волосы. Впрочем, Подсыпкин внимания на нее не обратил, обрадовавшись Кореневу, словно старому другу.

– А я за вас хлопочу! Добился, чтобы вам работу дали квалифицированную. Начальник цеха так и сказал мне: дескать, пусть работает, где хочет, только ко мне не приставай. А я буду приставать – перестанешь тревожить, ОНИ начинают наглеть, садиться на шею и свешивать ножки, – хвастался Подсыпкин. – Если желаешь чего-то добиться, нужно напоминать о себе. Кстати, было бы неплохо, если бы вы объявили голодовку в знак протеста.

– Не хочу, – ответил Коренев. – Я и так недоедаю, мне все время жрать охота, а в вашей столовой питаться – само по себе подвиг и самопожертвование.

– Жаль, перспективная была идея. Мы бы вам соответствующую моральную поддержку оказали, – расстроился Подсыпкин. – Есть вариант поинтересней. Например, самосожжение. После него на вашу проблему точно обратят внимание. Такого у нас давно не бывало, года три, если память не изменяет.

Самосжигаться Коренев не захотел. Он, конечно, мечтал покинуть фабрику, но сделать это планировал живым, а не в виде пепла в урне.

– Жаль, вы меня прямо-таки огорчаете, – расстроился Подсыпкин. – Подавали большие надежды, а теперь не хотите и пальцем пошевелить ради собственного спасения.

– Шевелить – это одно, а сгореть – совсем другое, – возразил Коренев. Вспомнил об Алине и добавил: – А по поводу фабрики у меня имеются мысли.

– Громкое и самоуверенное заявление с вашей стороны! – заявил Подсыпкин, задетый за живое. – Не у каждого есть мысли. И непонятно, зачем эти мысли вам нужны. Каждый должен заниматься собственным делом – лопатой смолу таскать, чертежи чертить, письма в газеты писать. Думать тоже должен не случайный человек, а специально обученный. Вот, например, зачем вам думать?

– Не знаю, с детства привык, – растерялся Коренев. – Ну, чтобы рождать новые мысли?

Что за бред? Какие мысли-шмысли? Кореневу надоело слушать разглагольствования Подсыпкина и хотелось вернуться к прогулке с Алиной. Она стояла в стороне и подслушивала беседу с широко открытыми глазами.

– Новые мысли? – обрадовался Подсыпкин, словно Коренев попался в удачно расставленные им силки. – Вам старых мало? Думают все, кому не лень, жизни не стало, все думают, а работать некому. Кроме того, с чего вы решили, что ваши мысли правильные? Может, вы неправильно думаете и глубоко ошибаетесь? Думать надо ответственно, а безответственно думать каждый может. Я бы, на вашем месте, предоставил это нелегкое дело профессионалам. Например, мне.

Кореневу стало невмоготу, он перестал слушать Подсыпкина, который развел ромашку со своим «думать-не думать».

– Вы знаете, мы спешим, – сказал он, чтобы избежать продолжения бессмысленной дискуссии. – Можем обсудить варианты моего самосжигания позже при желании.

– О! Алина! – Подсыпкин заметил спутницу Коренева. – А вы какими судьбами? Тоже гуляете?

– Я… – она побледнела и вышла из укрытия.

– Она оказывает мне помощь, – пришел на выручку Коренев. – Соринка в глаз попала.

Подсыпкин посмотрел с них недоверием, хмыкнул и отправился восвояси. Отошел на пару шагов и начал было:

– Кстати, а как ваш…

– Спасибо, не жалуется, – не дала закончить Алина. – Передает пламенный привет.