– Не могу, хоть убейте! Не могу! НЕ МОГУ! Я не понимаю!
– На обработку.
– Нет, пожалуйста, умоляю, я не хочу туда, не нужно отработки….
…раз, два, три, елочка гори, Новый год, Новый год, скоро Новый год, если дедушке морозу бороду не оторвет.
Крики, радость, шампанское, воняющий сигаретным дымом надзиратель вваливается в камеру и, с трудом ворочая языком, трубит, словно паровоз:
– Слышь, говно, отмечать будешь?
– Нет.
– Ты меня обидеть хочешь? Я тебе шампусик принес со своего стола, от сердца, можно сказать, оторвал. А ты, гнида, меня не уважаешь, грубишь. Но тебе повезло, я сегодня добрый. Одевайся, пойдешь с нами отмечать, если жить охота.
Форма прилетает в лицо, хлестнув по синякам. Коренев трясущимися руками натягивает серую одежду, похожую на лохмотья бездомного. После нескольких суток без трусов рад и такому. Хочется заснуть в тепле, но вместо этого его волокут на попойку в качестве шута.
– Не рыпайся, а то заработаешь пулю при попытке к бегству, – говорит надзиратель и застегивает наручники. – Не надо портить людям настроение под Новый год. Дома меня жена ждет с детишками, я им должен подарков принести. У тебя семья есть?
– Нет.
Вспомнил и Ленку, и Тамару, и в особенности Алину.
– Ну и дурак! Какой-то ты негаз… нераг… неразговорчивый, – мычит надзиратель. – И следователь на тебя жалуется. Живого места на человеке нет, говорит, а колоться не желает. Мы с мужиками тебя Уиллисом называем, твердый, блин, орешек. Зачем мучаешься, под психа косишь? Давно бы рассказал, да и спал бы себе спокойно… Вечным сном, – он противно хихикает и пинает Коренева в спину. – Че ползешь, как сонная муха? Не вижу энтуаз… энтузиазма… Не ссы, бить не будем.
Они вваливаются в прокуренную комнату, заполненную густым дымом. Хохочущие люди сидят вразвалку вокруг стола, бумаги с которого сметены на пол, а вместо папок и документов разложены закуски и расставлены бутылки.
Коренева тошнит, но он усилием воли сдерживает рвотные позывы. Ему не хватает глотка свежего воздуха.
– Присаживайся, – с деланной угодливостью подставляют стул и протирают тряпочкой. – Как настроение? Готов к праздничным гуляньям?
Он хмуро молчит, чтобы не давать дополнительный повод для глумления над собой. Подсовывают стакан, он недоверчиво нюхает – с этих людей станется забавы ради предложить мочи. Воняло спиртом.
– Чего нюхаешь? Это же не духи. Пей, пока не вырвало!
Сдерживая отвращение, задерживает дыхание и выпивает залпом под одобрительные возгласы окружающих:
– Во дает! Мы думали, силенок не хватит. Видишь, а ты говорил, эту паленую муть никто пить не сможет!