Коренев наморщил лоб в попытках припомнить, что за фрукт такой – то ли местный художник, то ли классик, неизвестный ему по причине пробелов в художественном образовании. Он постеснялся спрашивать, чтобы скрыть невежество.
– Показывайте вашего Фролова, – сдался он и второй раз за месяц пошел смотреть на картины.
– Он не наш, – ответила женщина.
Его завели в зал с девственно белыми холстами. Он решил, что экспозиция находится в следующем зале, но женщина подошла к ближайшей пустой раме, указала на нее ладонью и начала рассказ:
– Это одна из ранних работ Семена Фролова, которую он написал в бытность студентом художественного колледжа моделирования и дизайна…
По крайней мере, как можно было заключить, художник входил в число современников и был широко известен в узком кругу ценителей.
– Уже в те годы начал формироваться его уникальный стиль, заключающийся в тонкой и своеобразной манере передаче света и тени с размытым контрастом. Можно отметить удачную передачу бликов на отражающих поверхностях…
Коренев уставился на пустое полотно в поисках «своеобразной манеры передачи света и тени». Несмотря на его старания, ничего, кроме фактуры пожелтевшего хоста, он не замечал, а доступные для наблюдения блики располагались исключительно на вскрытой лаком раме. Гид продолжала описывать достоинства полотна, в то время как Коренева не покидало ощущение, что она говорит о какой-то другой картине, которую по недоразумению забыли повесить.
Он молчал в ожидании дальнейшего развития событий.
– А эта работа написана в качестве дипломной. Точнее, это не оригинал, а ее копия, воспроизведенная самим Семеном Семеновичем после окончания колледжа. Как вы можете видеть, она имеет высокий уровень исполнения за счет умелого использования технических приемов и сочетания нескольких художественных техник. Удивительно, но смешение жанров происходит органично, без эклектики. Части произведения, выполненные в разных стилях, органично увязываются в целостную композицию, что необычно, с учетом количества использованных стилей, которое художник с легкостью доводит до шести. Особенно интересно находить линии жанровых переходов и отгадывать скрытые культурные аллюзии. Таким образом, зритель получает и эстетическое удовлетворение, и интеллектуальное, а множество деталей заставляют возвращаться к полотну и пересматривать его в поисках новых подробностей…
Коренев с нарастающим удивлением пялился на очередную картину, не отличающуюся от предыдущей, и силился увидеть в ней «явный рост технического мастерства художника».
Они переходили от одного произведения живописи к следующему, и перед ними представало неизменное пожелтевшее полотно, отличающееся от предыдущего исключительно размером. Холсты разнились по степени желтизны и плотности ее расположения, но признать в них произведения художественного искусства никак не получалось.
Высказать недоумение не решался, словно народ при виде голого короля. Женщина с таким увлечением и жаром перечисляла достоинства каждой картины, что Коренев уверовал, что она видит нечто, ему недоступное. Точно так же ребенок в тестах на конформизм называет черное белым, потому что так сказали остальные дети. Ему невдомек, что прочие участники эксперимента – подставные и говорят неправду, но боязнь показаться ущербным заставляет человека верить не собственным глазам, а чужим словам.
– Спасибо за внимание, мы закончили, – объявила женщина и исчезла за дверью «Не входить».
Коренев выбежал в туман.
Чувство голода, притупленное удивлением во время экскурсии, возвратилось с новой силой. Решил вернуться в гостиничный буфет, посыпать голову пеплом и съесть постный суп, предварительно выловив тараканов из тарелки.
Побрел в обратный путь по незнакомому городу, в котором за двадцать минут ему не встретилось ни магазина, ни ресторана. Пешеходы передвигались со стеклянными глазами, будто не прогуливались, а по принуждению изображали прохожих.
Из тумана вынырнул щит с лозунгом «Есть Директор – есть фабрика!» и растворился в белой вате. Минут через пять показалось здание, оказавшееся кинотеатром. На громадной вывеске отсутствовала первая буква, полуразрушенную крышу венчала скульптура из трех фигур в человеческий рост. Разваливающиеся фигуры играли на музыкальных инструментах.
Зашел в фойе и взял билет на единственный сеанс в расписании. Фильм оказался старым и скучным. Коренев сидел в зале один и даже не расстроился, когда киноаппарат сломался и экран погас в середине фильма. Для виду подождал, но показывать продолжение никто не собирался, и Коренев ушел.
Он не помнил, чтобы кинотеатр попадался ранее, когда он этим же маршрутом шел в музей, и разволновался, что сбился с пути. К счастью, через пару минут показалась гостиница, и камень свалился с души.
ebooksa