Живые и взрослые

22
18
20
22
24
26
28
30

На нем форма для занятий об-гру, над невысокими стенами восходит солнце. Со двора ведет одна-единственная дверь, и Гоша направляется к ней. Как в кино, думает он, и тут же дверь распахивается, и навстречу выбегает невысокий паренек, в черной спортивной форме. Подпрыгнув, пытается ударить ногой, но Гоша отбивает удар, а потом с криком хэ! проводит контратаку. Гошина ладонь врезается в горло противника, парень падает, и Гоша проходит в раскрытые двери, понимая: во дворе задерживаться не надо.

Внутри, в коридоре – еще один противник: невысокая черноволосая девочка, похожая на Аннабель. Ее удары не так-то просто блокировать, Гоша даже отступает на шаг, но потом все-таки успевает провести удар с разворотом – девочка со стоном сползает по стене, Гоша бежит дальше.

Как в кино, думает он, даже не удивляясь, что противники падают после первого же удара. Единственное, что он понял за полчаса инструктажа, – при Переходе у каждого свои испытания, тут главное не бояться и двигаться вперед. Значит, ему достались испытания в жанре фильма об-гру, так что теперь он должен бежать по коридору и сражаться с врагами, которые выскакивают из всех дверей.

Так и есть: еще один, на этот раз вооруженный. Раскручивает над головой сверкающий шар на цепочке. Гоша подныривает, металлический шип едва задевает затылок, удар левой, потом правой, и еще раз! Шар с грохотом катится по коридору, неприятель хватается за грудь, кровь изо рта – прямо Гоше в лицо. Оттолкнуть падающее тело, бежать дальше.

Вскоре он перестает считать врагов – вооруженные и безоружные, мальчики и девочки, в одиночку и парами, визжащие и безмолвные, один за другим, удар за ударом, рука, нога, прыжок, разворот… Перед тем, как упасть, они стонут или кричат, кровь идет горлом, глаза закатываются под веки, руки беспомощно молотят воздух. Гоша видит перед собой лица – искаженные ужасом, болью, страданием, – перепрыгивает через корчащиеся тела и едва успевает принять боевую стойку при появлении следующего противника.

И вдруг Гоша узнает нападавшего. Он же свалил его два поворота назад! Даже кровь не высохла в уголке рта! Неприятель с криком бросается на Гошу, снова пытается провести знакомый удар, Гоша привычно контратакует – но на этот раз его контратака отбита. Гоша отклоняется в сторону, рука проносится перед его лицом, и, перехватив кисть, Гоша бросает врага через голову. Он слышит, как с хрустом ломается позвоночник, но не оборачиваясь бежит дальше – и после еще десяти поединков снова встречает того же противника: запекшаяся кровь на лице, неестественно искривленная шея, яростная ненависть в глазах…

С каждым разом воскресшие противники становятся все искусней – Гоша уже не может применять свои коронные удары, каждая новая победа дается все трудней. Гоша уже бежит не так быстро, но и враги слабеют с каждым разом: сломанные шеи, вывернутые руки, перебитые кости – их увечья никуда не исчезают. Теперь Гоша целится в глаза, старается сломать руку, перешибить позвоночник, нанести падающему противнику еще один удар – пусть, когда они снова встретятся, тот будет послабее.

Тела врагов становятся совсем хрупкими. Девочка, похожая на Аннабель, падая, цепляется за отворот Гошиной формы, повисает на нем – и ее пальцы отламываются, так и остаются висеть, вцепившись в пропитанный кровью хлопок. Вот откуда, небось, появляются тинги, думает Гоша, сбрасывая пальцы на пол. С омерзением наступает, и они скрипят под ногой, как раздавленные жуки.

За очередным поворотом – пустой коридор. Никого.

Вот все и закончилось, думает Гоша, вытирая кровь с лица. Я всех победил. Будь это кино, сейчас бы вышел главный злодей.

На секунду Гоше представляется Орлок Алурин – и он вздрагивает.

Но нет, коридор пуст.

Гоша делает первый шаг – и сильнейшая боль пронзает горло, словно невидимая рука нанесла удар из пустоты. Следом – резь в животе, хруст ребер, соленый вкус собственной крови во рту. Гоша падает на колени, коридор кружится перед глазами, тело словно разваливается на части, но все равно он из последних сил тащится вперед. Тошнит, боль вспыхивает блуждающими огнями – голова, горло, рука, нога, живот, глаза… Гоша почти ничего не видит, воздух будто превратился в густую плотную тьму и сдирает кожу при любом движении. Голова тяжелеет, словно налитая расплавленным металлом, нет сил ее удерживать – и Гоша слышит, как с хрустом ломается позвоночник. Он уже не стоит на коленях – в ногах такая боль, будто все кости раздробили молотом, а потом кое-как, по живому, свинтили болтами, – теперь он ползет по бесконечному каменному полу. Гоше кажется, будто коридор – это и есть боль, и он тащит свое сознание сквозь эту боль, словно искалеченное тело по коридору.

Я – только сознание, говорит себе Гоша. У меня на самом деле нет тела: я бы не мог двигаться с поломанным позвоночником.

Но если тела нет, что же так болит, как будто тебя заживо пропустили через мясорубку? Руки изогнуты, как лапки насекомого (в каждом сгибе торчит обломок кости), сломанные ребра проткнули легкие (каждый вдох – вспышка боли в груди, каждый выдох – кровавый пузырь на губах) – и Гоша понимает, что сейчас ему возвращаются все удары, что он нанес в бесконечных коридорах. Он уже ничего не видит, только ползет сквозь невыносимую боль, пока пальцы не откалываются от кисти и невидимая нога не впечатывает их в пол. Они скрипят, как раздавленные жуки, – Гоша судорожно дергается, задыхается от крика… и темная воронка втягивает его в спасительную безбрежную тьму.

2

– Знаете ли вы, ребята, – говорит Саша Бульчин, – что вот эти игровые аппараты могут служить простейшей моделью системы с обратной связью?

Лёва и еще несколько мальчиков стоят в фойе кинотеатра, а Саша Бульчин показывает на выстроившиеся рядком вдоль стенки автоматы «Морской бой». В начальной школе, приходя на утренние детские сеансы, Лёва первым делом бежал к этим автоматам, чтобы поскорее вжаться в черную резиновую маску, которая плотно обхватывала разгоряченное лицо. Там, на небольшом экране, вдоль линии горизонта, что разделяла рисованные море и небо, проплывали черные силуэты мертвых кораблей. Нажмешь на гашетку – и красный огонек, пульсируя, поднимается к поверхности: подводная лодка выпускает торпеду. Когда торпеда попадала в цель, горизонт озарялся вспышкой, громом раскатывался по фойе победный бабах взрыва, черные силуэты разворачивались и отправлялись в обратный путь.

В запасе было десять торпед – и если ни один выстрел не пропадал впустую, автомат включал призовую игру: еще несколько залпов.

К четвертому классу Лёва понял, что не надо дергаться, пытаясь нагнать корабль – наоборот, надо выбрать место и ждать, пока плывущая мишень не подойдет на нужное расстояние к тонким линиям прицельной сетки. На первом выстреле надо определить траекторию запуска – и, если удавалось сходу подбить мертвый корабль, десять из десяти Лёве были гарантированы. К шестому классу он достиг совершенства и потерял к игре интерес – как к сложной задаче, которую в конце концов удалось решить. С задачами всегда так: потом и не вспомнишь, чему так радовался, когда нашел верный ход. Теперь-то все очевидно с первого взгляда!

Лёва считал, что знает про «Морской бой» все, – и тут Саша Бульчин, студент матмеха, ведущий семинара и киноклуба, Лёвин любимец, огорошил его словами про «модель системы с обратной связью».