Живые и взрослые

22
18
20
22
24
26
28
30

Мне хочется плакать, но я не плачу. Не потому, что это якобы недостойно мужчины. Нет. Просто если я заплачу – я вспомню, как слезы текли по твоим щекам, когда ты стояла над горсткой пепла, что осталась от дяди Арда.

Я не хочу об этом вспоминать, Марина, не хочу. Пусть лучше у меня в памяти останутся только наши счастливые встречи.

Помнишь, я рассказывал тебе о нашем мире, о мертвом мире? Поверь мне, на самом деле в нем нет ничего интересного. Для меня во всяком случае. Особенно с тех пор, как я впервые тебя увидел.

Здесь нет ничего интересного – ведь здесь нет тебя. И никогда не будет.

Понимаешь, Марина, у нас ничего не меняется. Каждый день я иду в школу, в один и тот же класс. Одни и те же учителя, одни и те же одноклассники. И все они ведут себя так, словно верят: в школе можно чему-нибудь научиться. Можно перейти в другой класс. Можно вырасти, можно измениться.

Ты знаешь, Марина, это неправда. Мы изучаем мертвые технологии, узнаем все больше и больше бессмысленных, мертвых деталей. Горы мертвой информации громоздятся у нас в головах, горы мертвых знаний. Сколько бы мы ни узнавали нового – эти знания не меняют нас.

Мы навечно застряли в этом классе. Мы никогда не окончим школу, никогда не станем старше.

Здесь ничего не меняется, Марина. Разве только – погода. Иногда дождь, а иногда – солнце. Но снега почти не бывает. Учитель географии говорит, у нас мягкий климат.

Сегодня в нашем городе идет дождь. Я стою у окна и вижу, как неоновые огни реклам отражаются в лужах, как фары высвечивают одиноких промокших прохожих, как дождевая вода стекает по стеклам витрин.

Идет дождь, и во всем этом огромном мире нет тебя.

Здесь ничего не меняется, Марина. Ничего, кроме песен по ящику, кроме рекламных роликов, кроме одежды на манекенах, – ничего, кроме моды. Мы гонимся за модой, мы словно пытаемся убедить себя, что время все-таки существует, что завтрашний день хотя бы чем-то отличается от сегодняшнего.

Если бы мы знали, что когда-нибудь вырастем, мы бы не тратили время на эту ерунду.

Но мы не вырастаем. Нам вечно будет пятнадцать лет.

На два года больше, чем было тебе, когда мы встретились.

Здесь нет времени – и мне трудно представить, что оно есть хотя бы где-то.

Я пишу тебе письмо, которое ты никогда не прочтешь, и представляю ту девочку, которую видел последний раз: каштановая прядка, голубые глаза. Никакой косметики, никаких украшений. Такой я представляю тебя – а ты, должно быть, давно уже выросла, закончила школу, вышла замуж, родила детей… мальчика и девочку… может, даже назвала мальчика в мою честь, Майком. То есть Мишей. У вас ведь нет имени Майк.

А у нас нет имени Марина.

Есть Марианна, Мэри-Энн, Мария, Мэри… много имен, но Марины нет.

Марины нет.

Здесь нет тебя, понимаешь? И это – самое страшное.