– Вот и свиделись.
– Убьешь меня – придут другие! – предупредительно заявил Харди. – Тебе не место на этой земле.
– Мне не место?! – Дмитрий почувствовал, что хладнокровие ему все же изменяет. – Ты привел меня
– Я пришел туда лишь за медальоном. И не силком тебя вел, не лги. Ты сам побежал, едва заслышал, что в графской усыпальнице есть чем поживиться! Тебя только золото и заботило! Хорошо еще, что
– Замолчи…
Дмитрий почувствовал, что ему становится нечем дышать. Животный ужас накатывал при одной лишь мысли, что он мог причинить Ларе зло.
Харди не слышал – продолжал давить:
– Ведь тебе приходилось убивать!
– Нет! – мотнул головой Дмитрий. – Никогда! Грабежи были, но…
– А как же тот пьянчуга, которого ты огрел по затылку за ради кошелька? Он ведь так и окоченел на морозе – январь был.
– Замолчи…
– Ларе-то не забыл о том рассказать? И том, что ты, именно ты, надругался над усыпальницей человека, которого она боготворит!
Дмитрий нынче чувствовал, что это он ранен и истекает кровью. Голова раскалывалась на части, и у него не было сил даже просить (куда уж там требовать), чтобы Харди замолчал.
– За мною нет вины, что, мол, привел тебя на смерть, – давил тот. – И так бы кончил свои дни в канаве с пробитой головой – не тогда, так годом позже. А вот о том, что сбежал, не проследил, что твоя душонка отправилась туда, где ей надлежит быть – в этом да, виноват. Ты – мертвец. Все это видели! Я, Несвицкий, Лара – все, кто был там! Так отчего ты здесь?! Живой – и здесь? Кому твоя жалкая душонка понадобилась в этом мире?
Харди и впрямь требовал ответа – а Дмитрий его не знал.
Неужто это правда? Неужто он – мертвец, ходячий труп? Отмахнуться от слов Харди не удавалось, потому что Дмитрий всегда знал, догадывался, но боялся принять, что его жизнь оборвалась там – в графской усыпальнице.
А после та женщина со светлыми волосами провела над ним чудовищный ритуал и вернула к жизни. Вернула к существованию его тело – но не душу.
Зачем?
Ответа он не знал…
Ответа не дождался и Харди.