– Откуда вы знаете?! – ахнула Лара.
И тотчас поняла – опять Галка. Язык бы ей вырвать!
– Оттуда! – гаркнула мама-Юля. – Я, голуба моя, все знаю. И про ужин с господами, и про то как ты с американцем кокотничала, ни хуже мымры этой рыжей! И что на бал намылилась, тоже знаю.
– А если и намылилась!
Сердечко Лары прыгало в груди, и страшно было так, что тряслись коленки. Но она все равно поднялась из-за стола, уперла руки в бока (излюбленная поза самой же Юлии Николаевны) да вздернула подбородок, всем своим видом изображая решимость.
Мама-Юла взирала на нее по-прежнему спокойно, лишь по чуть вздернутым бровям можно было опознать ее удивление. Этот бунт был первым открытым бунтом в жизни Лары.
– Вот что, голуба моя, – матушка не спеша закончила завтрак и откинулась на спинку богатого кресла, – бала никакого тебе, конечно, не видать. Удумала тоже – неизвестно куда неизвестно с кем на ночь глядя переться. А чтобы уму-разуму тебя научить… сию же минуту пойдешь к Константину Алексеичу своему драгоценному и скажешь ему: так и так, друг любезный, раз платы за комнату до сих пор не внес – выметайся-ка отсюда куды хочешь. Чтоб к вечеру духу его здесь не было.
– Вы не выгоните Кона… – помертвевшими губами произнесла Лара.
– Правильно, – согласилась матушка. – Его ты выгонишь. Сама впустила – сама и выгонишь. Вот тебе мое родительское наказание за дерзость твою. Заодно, может, и научишься обещания попусту не давать.
– А если Кон внесет плату за комнату?
– Не только за комнату – но и за стол, и за обслугу, и за…
Лара не дослушала. Дрожа от сжигающего изнутри гнева, она стянула с пальца перстенек с изумрудом и положила на стол перед матерью. Бросила даже, точнее – так что кольцо, скользнув по лакированной столешнице, звонко ударилось о блюдце и, отскочив, улетело в угол маменькиного кабинета.
– Этого достаточно?! – Голос Лары звенел, как то блюдце. Следовало быть сдержанней, но ее словно черти надирали.
Мама-Юля проследила за улетающим в угол кольцом, высоко подняв брови.
– Вот как ты материны подарки ценишь, да? – Она сама поднялась из кресла, нагнулась и в гробовой тишине подняла золотой ободок с изумрудом. Что ж, ежели за все платить собираешься, то и остальные цацки тащи, и платья, и альбомы твои с красками не забудь. На мои же деньги все купленное!
– Как скажете! – с деланной покорностью, но клокоча от злости, ответила Лара и теперь, наконец, бросилась к дверям.
* * *
«Уеду, ей-богу уеду! Никому я здесь не нужна – для мамы-Юли Галка – свет в окошке; Конни, предатель, с Ордынцевой целуется; и даже Бэтси… мигом найдет мне замену. Вот денег бы на билет в Петербург насобирать – сей же миг и уеду! Все упирается в проклятые деньги!»
Удивительно, но ни в кабинете, ни после, как покинула его, Лара так и не расплакалась. В другой раз хватило бы и половины выслушанных за сегодня обидных слов, чтобы пуститься в слезы. Поплакала бы часа полтора, потом успокоилась и решила б, как обычно, что все не так уж плохо; и что матушка где-то в глубине души все равно, наверное, ее любит.
Лара не могла понять причину – утренний ли серьезный разговор с Даной на нее повлиял, обида за Конни или же магический взгляд этого странного господина Рахманова… Но нынче ей не хотелось ни плакать, ни, тем более, успокаиваться. Она только и могла думать о том, где бы добыть денег на билет.
ebooksa