— Ничего не говорит, Заступа-батюшка.
— Немой? — посочувствовал Рух. Хотя чего там сочувствовать, лучше немого мужика только немая баба.
— Нету мужа, — еле слышно выговорила Лукерья.
— Вдова?
Лукерья отрицательно помотала головой.
— Так, — Рух остановился. — Если в загадки играть собралась, то давай без меня.
— Стой, — Лукерья схватила за руку и тут же отдернулась, словно прикоснувшись к раскаленному железу в кузнечной печи. — В Москву Петр Лексеич уехал, на заработки, и весточки нет от него. Я ить не знала, что в тягостях, и он не знал, без него Митюнюшку родила.
— Муж в отъезде, а жена родила? — усмехнулся Бучила.
Лукерья всхлипнула, готовясь расплакаться. Намек на возможность измены оказался излишним, не надо было так злобно шутить. Женщины существа впечатлительные.
— Ну не реви, — смягчился Бучила.
— Я не это… — зачастила Лукерья. — Ты, Заступушка, не подумай, я мужнину честь свято блюду. Есть у нас Малушка Шныкова, через два дома живет, так вот она…
— Да наплевать, — признался Рух. Слушать о веселом распутстве Малушки Шныковой не хотелось. — Одна живешь?
— С матушкой и батюшкой, Невзор и Матрена Моховы, знаете? — Лукерья снова смутилась. Понятно, при живом — то муже у родителей жить. — На сносях была, за коровкой стало дюже трудно следить, в отчий дом и перебралась. Долго мы ребеночка ждали, я и в церкви Богоматери кланялась, на святые источники хаживала, снадобья всякие пользовала — воняла гадостно, а толку — то нет. Уж и не чаялись, Петр Лексеич через то горевал. А тут гляжу, батюшки, кровя из меня перестала идти, грудь округлилась, а потом, святые угодники, живот растет и растет!
— Думаешь они виноваты? — перебил Рух.
— Кто?
— Святые угодники.
Лукерья поперхнулась, но тут же вымучила улыбку.
— Шутишь, Заступа-батюшка? Обрадовалась я, скрывалась от всех, сглаза боялась, пока матушка не приметила. Скоро Петр Лексеич приедет с деньгой, а тут счастье како!
— Точно приедет?
— А как не приехать? — искренне удивилась Лукерья. — Он у меня… он у меня… Подарков воз привезет!