— Куды лезешь? — домовик презрительно сплюнул под ноги.
— Доброго дня, — мило поприветствовал Рух, подавив желание снести недомерку башку.
— Поворачивай отсель, — насупился домовой.
— Я к Авдею, — козырнул Бучила знакомствами на самых верхах.
— Не до тебя ему, уходи.
— А ты всеж позови, — Руха всегда бесили эти вечные пререкания. Мнят из себя больше чем есть, грубят постоянно и злобствуют. Из-за низенького росточка, видать.
— Ага, побежал, — фыркнул домовой.
Рух закусил губу, намереваясь отвесить нахальцу пинка. Негоже в чужой дом силой идти, но если пес у хозяев дурак?
— Чего тут, Мирон? — из пахнущей мышиным пометом дыры вылез второй домовой: всклоченный, растрепанный, по уши заросший бородой, собранной у рта в косички. На упыря внимания не обратил.
— Вона, нечистая принесла, — кивнул на гостя Мирон.
— Человече? — изумился напарник.
— Сам ты человече, варежка мохнатая, — сказал Рух.
— Кто варежка? Ты пошто лаешься? — домовой закипятился и попер на Бучилу, выставив кулаки.
— Тихо-тихо, — Рух примирительно поднял руки. — Ты меня не замай. Нашел человече. Сами-то в сапогах. Нешто очеловечились?
Домовые смутились, запереглядывались, бородатый растерянно поковырял пальцем ладонь.
— Ты это, дурика не гони, — предупредил Мирон и тут же нашелся. — Пращуры наши в сапогах хаживали, когда людишки еще срам листочками прикрывали. То в книгах старинных написано.
— Глянуть можно? Я книги страсть как люблю, — промурлыкал Бучила.
— Не твоего ума. Сказано писано, значит и есть. Хошь верь, хошь не верь, мне твое мнение мало волнительно. А сапоги потом людишки у нас отобрали, хотели домовиков исконной одежи лишить. А хрен там, вот они, сапожки! — Мирон притопнул каблуком.
— Ясно, — поспешил согласиться Рух. — Лясы долго будем точить? Меня, между прочим, Авдей дожидается.
— Прямо и дожидается, — напрягся бородатый и толкнул второго в бок. — Ты это, Мирошка, слышь, дойди до Авдея, спроси.