По ту сторону изгороди

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну а если ты когда-нибудь выйдешь, то нас уже тут не будет. Переедим. На вашу квартиру нашелся покупатель, больше нет нужны в арендаторах. Пусть много не дают, но хоть что-то.

Антон давно не слышал, чтобы тетя Таня так много говорила. Последний раз перед тем, как впервые положить его на лечение.

Зашла Настя, принесла сумку. Печально взглянула на Антона, словно знала, что его ждет дальше. А может слышала разговор, все ж стены в квартире не из железа. Подняла перевязанную руку и приложила к губам, зажмурила глаза, показывая, как ей больно.

Тетя Таня вернулась к кровати, пружины со стоном приняли её толстую задницу. Кривые пальцы, с обломанными ногтями и маникюром сделанным полгода назад, вынули маленькую розовую таблетку из упаковки и всунули ее меж сухих губ Антона. От ее пальцев пахло землей. Она запрокинула ему подбородок, помогая проглотить. Антон сглотнул. Таблетка застряла, а вместе с тем по горлу разошлась горечь от начавшей растворяться розовой оболочки. Горечь усиливалась, горло немело, словно от укола дантиста.

– Ну вот и все, – объявила тетя Таня, – теперь должен проваляться два дня, как раз до назначенного часа.

Положила на лоб липкую холодную тряпку, пахнущую сырым мясом и свежим бетоном и вышла из комнаты.

Как остался один, долго не думая, сунул два пальца в рот, достал до корня языка и как только начался рвотный позыв, уткнулся лицом в подушку и укрылся одеялом, заглушая звуки. Таблетка вышла, но не вся, верхний слой успел раствориться, всосаться в кровь. Антон решил, что эта мелочь никак не скажется на его самочувствие, ведь основа таблетки всегда в центре, а оболочка нужна только для придания вкуса.

За окном было светло, а значит он провалялся без чувств не долго. Может час или меньше. Наверняка, как только Антон упал на подъездный пол, раскинув руки, как мертвый, Настя вызвонила тетю Таню и та примчалась, бросив не досаженные цветы у теплицы. Еще бы, не дай бог доченька убила брата, пусть и не родного. А если бы убила, как поступила тетя Таня? Затащила его обмякшее тело в ванную, расчленила, а потом по кусочкам выносила ночами к речке. Его бы даже искать не стали. Разве что Сашка.

А ведь он все еще стоял у телефонной будки и ждал его.

Голова была тяжелой, словно арбуз, шея затекла. Он спустил ноги с кровати и попытался встать. Комната поплыла перед глазами, затошнило, в желудке что-то дернулось и поползло ввысь. Он немного постоял с закрытыми глазами, держась за голову. Помутнение прошло, тошнота тоже. Поднялся на подоконник, открыл окно и несколько раз шепотом позвал брата. Сашки на улице не видно. Позвал еще, на этот раз громче. В ответ посигналил какой-то лихач с автострады.

Слез на пол и заметил чемодан с торчащим из дырки носком. Он стоил у шкафа. К нему приклеилась грязь и коричневые листья клена. Антон проверил карманы шорт, лампочка и мешочек с гайками были на месте, а вот рогатки за пазухой не оказалось. Он бегло осмотрел пол, кровать, заглянул под нее, в надежде, что рогатка выпала, когда его обмякшее тело волокли по полу. В комнате ее не было. Гоня мысль о том, что рогатку забрала тетя Таня, он вышел из комнаты.

На диване сидела Настя, смотрела ток-шоу про потерявшихся на острове. Она почувствовала на себе взгляд, а может увидела отражение Антона на экране. Повернулась, натянуто улыбнулась и поднялась с дивана.

– Как самочувствие? – спросила она.

Антон прищурился, оглянулся. Никаких звуков, кроме шума океана на экране не слышно. Должно быть в квартире больше никого не было. Должно быть тетя Таня уехала досаживать цветы. Конечно, ведь дурачок оказался жив и даже лоб не расшиб, переживать не за что, пила и топор для разделки туши полежат на балконе до следующего раза.

– Ты меня слышишь? – она щелкнула пальцами, привлекая внимание, – как самочувствие?

Вопрос Насти, её заинтересованность здоровьем и казалась не поддельная забота, заставили Антона напрячься и заподозрить подвох.

– Да не волнуйся. Мама уехала и сказала, чтобы я следила за тобой. Иди сюда, присаживайся на диван.

Антон сел, продолжая взглядом обследовать пол коридора и прихожей. Рогатки не видно. Настя плюхнулась рядом.

– Мы ведь с тобой никогда не общались как брат с сестрой, – говорила она, – наверное грустно тебе, наверное, одиноко. А хочешь я стану твоей подругой?

Она поправила его челку, как-то небрежно, как-то презрительно. Антону туту же захотелось помыть голову, расчесаться и надушиться одеколоном дяди Миши, чтобы выветрить запах Настиных рук, пропитанных илом. Он скрипнул зубами, пересиливая желание ударить ее по больной, забинтованной руке.