По ту сторону изгороди

22
18
20
22
24
26
28
30

Она поцеловала Антона в лоб, поддернула одеяло к подбородку, завешала шторами окна и пожелала спокойного сна. Она уже была в двери, как Антон остановил её просьбой:

– Бабушка, а расскажи нам сказку.

– Страшилку! – поправил Сашка.

Бабушка задумалась.

– Есть у меня одна история. Но после будете спать.

Она прошла к креслу, согнала котенка, который тут же прыгнул ей на колени и начала рассказ.

«Повадились вороны кукурузу таскать, да ещё волки в лесах объявились, драли живность домашнюю. Как только деревенские не боролись с вредителями, что только не предпринимали: и травили, и стреляли, но тех ничего не брало. Тогда местный умелец предложил решение. Он пообещал сделать куклу, которая раз и навсегда разделается с непрошенными гостями. Люди посмеялись над ним, справедливо полагая, что тряпка не справится с теми, против кого бессильны пули да виллы. Но мешать не стали, пусть, мол, делает.»

Бабушка примолкла, нахмурила брови. Она не моргала, смотрела в одну точку на стене. Словно вспоминала детали. Перевела взгляд сначала на Антона, потом опустила. Жилистыми, сухими пальцами потеребила кота за ухо и продолжила рассказ.

«Умелец тот попросил, чтобы каждый житель деревни принес свой отстриженный ноготь. Вопросы тогда не задавали, хотя стоило бы. Кукольник приступил к работе, а люди разделились на два флага: одни несли ему ногти, а вторые посмеивались и называли дураком.

Через две недели он представил свое творение публики. Это было безликое пугало в человеческий рост. Вернее, не совсем безликое, у него было множество лиц. В его лице отражались те, кто к нему приближался. Кукольник нарядил пугало в красный бархатный сюртук, штаны из того же материала, а на голову надел соломенную шляпу с широкими полями. В одну руку вложил вилы, а в другую ржавый серп. Еще и обул в резиновые сапоги.

Народ в толпе шептался. Пугало вселяло в людей беспокойство. Я…»

Она осеклась, заморгала, словно в глаз попала мушка.

«В толпе была бабка, которой казалось, что пугало живое, что за зеркальной маской и сюртуком скрывается человек. Вот сейчас он встанет со стула, подойдет и отсечет голову одним ударом. Она испытывала животный трепет, хотелось спрятаться. Точно, как звери, чувствующие приближение урагана, прячутся поглубже в леса.

Отнесли пугало в поле и привязали к деревянному шесту. Ветер дул, шест скрипел, а серп в руке чуть подрагивал.

У той бабки дом стоял прямиком на границе с полем.»

– Прямо, как у тебя, бабушка? – спросил Антон.

– Прямо, как у меня, – кивнула она.

«Дикий крик поднял ее с кровати. Стрелки часов показывали двенадцать. Она растолкала деда и вместе вышли на улицу. Светила желтая луна. Кричали птицы, но небо было чистым, никто не летал. Обычно в это время над полем кружили стаи ворон, высматривали початки поспелей, да повкусней. Дед светил фонарем в поле. Кукуруза дрожала на ветру и шуршала плотными листьями. Вскоре крики смолкли, и дед с бабкой вернулись домой. Дед захрапел, а бабка до утра не могла уснуть, смотрела в окно на поле. Ей мерещилось, что на границе, у дороги, стоит пугало и смотрит на неё.

Вороны пропали. Народ решил, что они испугались пугало и улетели. Хвалили кукольника, даже устроили в его честь пир. Кажется, так заканчиваются хорошие истории, но эта история не такая.

Через одну ночь у бабки пропала собака. От нее остался только ошейник и цепь, к которой всегда была привязана. В этот раз ночью бабка спала крепко и лая не слышала. Она уговорила деда поискать пса. Он хоть и недолюбливал старую, давно никчемную собаку, но собрался походить по деревне, проверить свалку, а потом уже искать в лесу. Хоть и признавал, что вороны исчезли после установки пугала, но не верил, что оно могло распугать волков, потому грешил на них. Бабка же душой чувствовала, что искать нужно в кукурузном поле, а не в лесу. Они разделились, дед пошел на свалку, а бабка в поле. Жесткие листья хлестали по лицу, желтые початки пахли крахмалом, под ногами сухая земля.