— Плоть белая. А ? Такова проказа, что извергается из людских логовищ. Но я найду отметину. Да, я найду её .
— Довольно!
Резкий голос обрезал тираду священника словно лезвием ножа, и Харриет внезапно оказалась освобождённой и упала перекошенным лицом вниз на булыжник, какое-то время рыдая и не забывая, что она наполовину раздета, а затем с трудом поднялась на ноги. Мужчина слезал со своего коня, бросив узду стоявшему рядом конюху. Он приблизился к плачущей девушке и рассвирепевшему священнику. Харриет, несмотря на её страдания, подумала, что никогда раньше не видела такого красивого джентльмена. Он был высоким, с худощавым загорелым лицом и тёмными проницательными глазами. Его волосы были чёрными как смоль, разделённые белым пробором, который шёл от середины его высокого лба к основанию черепа. Он был одет во всё чёрное, оттенённое серебряной отделкой его плаща. Он улыбался, обнажая свои снежно-белые зубы.
— Я восхищаюсь вашим вкусом, пастор. Но на публике! Что скажет наш дорогой епископ?
Священник перекрестился, а затем отступил на несколько шагов.
— Изыди, сатана.
Джентльмен рассмеялся:
— Я бы ушёл, если бы у меня на то было настроение. Я не стану спрашивать, почему вы досаждали этому милому созданию, потому что вы такой же чокнутый, как треснувший кувшин, и у меня нет времени на болтовню с сумасшедшим. Куда ты направлялась, девушка?
Харриет собиралось было сделать реверанс, но, подозревая, что в результате этого действия с неё свалится разорванная одежда, она только смиренно склонила голову.
— В усадьбу Дануильяма, если вы не возражаете, сэр.
— Ещё одно ваше завезённое дьявольское отродье? — прорычал священник, и джентльмен воздел руки в шутливом ужасе.
— Вы клевещете на меня. Я редко вырывался из колыбели, но заверяю вас: она лакомый кусочек. Какую должность ты собираешься занять в моём доме, дитя?
— Так вы — лорд Дануильям? — сказала она, переводя дыхание.
Он глубоко вздохнул.
— Боюсь, что так.
— Я должна стать вашей кухаркой, мой господин.
— И вправду? Я не знал, что она нам нужна. Вероятно, это тебя проходимец Хаккет должен был забрать, но он загнал упряжку в канаву. Напился, как священник по благословению епископа.
Он отвесил иронический поклон в сторону пастора.
— Прошу прощения, мистер Дэйл, я забыл — вы предпочитаете раздевать девушек, а не открывать бутылку.
— Судный день приближается, — преподобный Дэйл потряс кулаком. — Я знаю обо всех непристойностях, что творятся в том высокомерном доме, но я говорю вам: настанет время, когда его камни сровняются с землёй.