Они зашли по коридору в подсобку, а я вернулась к москвичу. Овчарка забилась в дальний угол, и оскалилась.
— Не бойся, я друг. Я — свой, не бойся! — При слове "свой" она дёрнула разорванным ухом, но рычать не перестала.
— Нам с тобой нужно выйти из машины. Ну, иди ко мне! — Команду "ко мне" она тоже знала, но не двинулась с места. — Ну, что мне с тобой делать? Выходи же, дурашка… — Я попыталась дотянуться до неё рукой, но она забилась в дальний угол, и клацнула зубами. — Вот тебе и благодарность… Любят же некоторые дающую и ласкающую руку укусить… Ну, не бойся, хороший, не бойся. Иди ко мне.
— Стой, Тинатин, я помогу, — подошёл сзади Док. — Что с ним?
— Не знаю. Кажется, лапы перебиты. И голова…
— Где ты его подобрала? Здоровенный кобель, хороший. Худой только очень, бродячий, что ли? Его, что, на дороге сбили?
— Нет… Не знаю. Док, я так спешу… Как ты думаешь, найду я сейчас ветеринара?
— А я тебе чем не ветеринар? Какая разница… Нет, Тинатин, так ничего не выйдет. Стой, я принесу шприц, укол сделаем. Не трогай его пока.
Наконец, мы подтащили бедного кобеля поближе, и Зойка выбежала с лотком инструментов. На ней был больничный халат поверх подвёрнутых снизу джинсов, и огромные больничные шлёпанцы. Лицо у девчонки ещё подёргивалось, а губы мелко дрожали, но она очень старалась. Я подумала, что, может быть, у неё и получится.
Док осмотрел собаку, наложил шины на сломанные передние лапы, зашил ухо и рваную рану на затылке, смазал ссадины. Пока пёс не пришёл в себя, мы снова удобней устроили его в машине. Я накинула на плечи, кое-как оттёртую Зойкой, куртку.
— Док, я поехала. Ты купи Зойке одежду с утра, или поручи кому-нибудь, ладно? Деньги я верну.
— Нам нужно поговорить, Тинатин. Давно уже нужно, обязательно и обстоятельно. А времени не хватает катастрофически!
— Да, Док, хорошо. Только не сейчас. Баба Саня с ума сойдёт…
— Как она, кстати? Давление нормализовалось?
— Лучше. Давление в порядке. Передать ей привет? — я закрываю дверцу багажника и спешу за руль: Пока, Док! Извини, не хочу её волновать зря.
— Да, привет ей, конечно. Ты заедешь, Тинатин? Или мне самому?
— Лучше я. Ну, всё, Док, пока — прощаюсь я с ними обоими уже из салона и он наклоняется к окну: Не затягивай, Тинатин. Разговор важный.
— Хорошо, Док. Завтра договоримся, я звякну.
— Обязательно, Тинатин! Позвони. Я не отстану, не забудь — кричит мне вслед Док.
Дома было неспокойно. У Дана тряслись руки, а в глазах было столько тоски и отчаяния, что я первым делом кинулась к нему. Сразу же взяла за руку: Дан, всё хорошо. Я здесь, с тобой. Успокойся, Дан.