Искусство проклинать

— Что с тобой, Док. Ты сдурел, что ли? Вламываешья посреди ночи… Садись в кресло. Разденься, я чайник поставлю. Кофе? Или поешь?

Я поискала в кармане сигареты. Док поднёс зажигалку, пальцы у него дрожали.

— Тинатин, что происходит? Я думаю… да нет, я знаю, что ты можешь кое-что объяснить. Теперь я уверен, что и ты к этому имеешь отношение.

— К чему я имею отношение, Док? Что ты имеешь в виду?

— Тина, перестань! Ну, пожалуйста, перестань! Ты знаешь, что я имею в виду. Все эти дикие смерти и ненормальных больных! Намёки Митрофана и анонимные телефонные звонки. Уродов, шастающих по кустам… Вещие кошмары и оживающие коматозники! Я имею в виду ВСЁ! Я днями не живу дома, а своих отправил в Загорск, к Светкиному дяде, я их сам отвёз к поезду, специально. Я за них боялся. Как ты думаешь, почему?

— Почему, Док? Скажи мне.

Лицо у него почти спокойное. Молодец, Док. Хороший бы был Боец. Но он врач от Бога, а это гораздо важней. Он — Целитель.

— Хорошо, скажу, если ты хочешь. Но ты и так всё знаешь. Потому, что у нас здесь нечисто! В датском королевстве играют большой шабаш!

— Почему ты решил, что нечисто?

— Тинати-и-и-и-н! Ну хватит! Ради Бога, прекрати! Моё профессиональное терпение тоже имеет пределы. А человеческое — давно в глубоком обмороке! Не надо меня оберегать, Тина! Говори, как есть, всё, что знаешь. Я вполне могу справиться с любой информацией.

Да, он может. Я его чувствую больше чем всех остальных близких: он умён, с хорошей интуицией и реакцией. Он умеет управлять своими эмоциями, но не сухарь. Он надёжный, проверенный друг… Он мне давно ближе брата.

— Чего ты молчишь, Тинатин? Мне начать? Помнишь, я тебе говорил, что работал за границей?

— Да, помню… В бывших соцстранах. Как мой дядя Костя. Он бывал на Кубе, в Монголии, в Китае… строил. А ты лечил.

— Я работал в Африке, Тинатин. В глухих деревушках, где даже слово "город" неизвестно. Да и города там чуть побольше да почище деревень, но разницы мало. Я еле выбрался оттуда, Тинатин! Ушёл через пустыню, прервав контракт. Меня потом никуда брать не хотели за то, что я родину скомпрометировал. Пять лет разбирались, а я почти всё это время беспробудно пил. Знаешь, почему, Тинатин?

Я обожглась о чайник, достала прихватку… Повернулась к Доку: Догадываюсь. Но ты всё равно скажи.

— Мне не понравились некоторые национальные обычаи и обряды. Я не захотел поднимать умирающих, с помощью того, что не имеет отношения к медицине. Я всё это уже видел, Тинатин. Только лица были чёрные, и язык чужой. Говори, Тинатин!

Я выбросила потухшую сигарету, начала новую, и стала рассказывать. Всё. О Дане с его крестом, о Хорсе с чёрной вазой, о непристойной кассете, об аварии, о молитвах, которые выучила, о своих подозрениях и догадках, о Митрофане. Когда я дошла до возвращения Дана, он не шелохнулся, только заметно проскрежетал зубами. Я продолжала уже о переливании крови, о том, какой Дан холодный. Док это тоже стерпел, и не сказал ничего. Он единственный из моих друзей, кто не охает и не сочувствует вслух. Если не может помочь делом — молчит, и я знаю, что он умеет прикинуть мои возможности трезвее, чем я сама.

Я рассказала о приезде Бабы Сани, чуть-чуть о Братии, о моём непонятном Даре. До рассвета оставалось совсем немного, и я прервалась, чтобы отвести Дана в чулан. Док шёл за мной, и молчал. Он не стал проверять у Дана пульс или ещё что-то в этом роде… Встретился с ним взглядом, кивнул, не отводя глаз. Я сделала успокаивающий жест рукой Бабе Сане и Док вернулся за мной на кухню. Я разлила чай, пододвинула к нему капустный пирог. Досказала всё до конца, про кирзавод, про Зойку.

— Я запечатала тебе весь верхний этаж, до вестибюля. Никто не сможет туда зайти, мёртвый. А живому, подготовленному к обращению или полуобращённому, станет так тошно, что он сбежит, не поднявшись до первого пролёта. Поплохеет, даже если он слегка, но осознанно, прикоснулся к этой… ко всей этой мерзости. И что же случилось, Док? Кто пытался добраться до тебя этой ночью?

— Добираться не пытались… Просто тот коммерсант, которого ты забраковала, вдруг взял и пришёл своим ходом, несмотря на раздробленный на кусочки таз. Встал у двери, и попросил у Зойки вынести ему водички.