— Я уже не хожу. Не ходила, почти два месяца. В церкви отцу Павлу поклялась, у бабки была, в Андреевке. У меня там мама живёт… Я и не собиралась идти, но он позвонил, позвал… И меня ноги сами понесли. Я побыла совсем немного, послушала. Мне их песни и пляски и раньше не нравились, а тут совсем невмоготу. Противно, и всё! Я и начала потихоньку выбираться. А во дворе присела отдышаться в кустах, чтоб не заметили, прямо под окном.
— Где это было? У Хорса? Он там живёт?
— У Смирновых, на Грязнухе. Но Хорс там не живёт. Я не знаю, где он живёт. Он каждый раз новое место назначает, и приходит совсем ненадолго. Вот его я и услышала… И, наконец, поняла, что это про тебя. Что вся охота на тебя велась… Они всё "Сарыгос", да "Сарыгос", откуда мне было знать, что это ты.
Она уже без опаски допила лекарство. Я помогла ей сесть, и сказала, обращаясь к Бабе Сане.
— А он интернационалист, наш господин Вилов. Нечисть русская, кумир для подражания — немецкий, а псевдонимы татарские.
— Что такое "Сарыгос"? — спросила Баба Саня.
- "Сарыгёз". Это — желтоглазая, по-татарски — поясняю я, массируя виски Парамоновой.
— Разве ты желтоглазая? — Зойка возмутилась, и подошла ближе, приглядываясь: Разве у тебя жёлтые глаза?
— Есть немножко, после Боткина. Раньше они были голубые, но после болезни осталась желтизна. Теперь зелёные, но это не очень заметно, если пользоваться желтоватым тоном для век.
— А откуда ты знаешь татарский язык?
— А я и не знаю. Понимаю неплохо, но не говорю. У нас в детдоме было многонациональное общество, что-то запомнилось. Сары — жёлтый, гёз — глаз. Она из подружек, башкирка, вообще звала меня Гульсары: Жёлтый цветок.
— Тина! Послушай, Тина! Это очень важно. Как же ты не понимаешь, — взмолилась Парамонова, удивлённая нашей спокойной реакцией на её сообщение: Почему ты меня не слушаешь? Даже не знаю, как тебя убеждать… Как рассказать всё.
— Расскажи сначала. Начало у твоей истории есть? Как ты среди них оказалась? Зачем ты к ним пошла?
— Из-за тебя. — поколебавшись несколько мгновений, говорит Парамонова.
— Из-за меня?
— Да, Тина. Я тебя видела ночью… В окно. Вы садились в машину, ты и… он. Меня одна сотрудница уговаривала сходить к Асте на спиритический сеанс… чтобы с моим Лёшей поговорить. Я отказалась наотрез. А потом увидела тебя… вас. И пошла… Я никому ничего не говорила про это, Тина. Ни единого словечка. Честное слово!
Баба Саня с каменным лицом смотрит в сторону, а Зойка начинает озабоченно поправлять покрывало на соседнем кресле. Это — тема, на которую у нас наложено табу.
— И что, они тебе помогли? Дали возможность? — спрашиваю я, не переменившись в лице.
— Не знаю, что это было… Но я не смогла туда долго ходить… Это уже не Лёша. Всё было глупо с самого начала, и затея тоже плохая. Очень плохая…
— Ты участвовала… в оргиях? В обрядах.