Очень-очень медленно, словно боясь разбить фарфоровую чашку, он потянул дверь к себе. Сопротивления с той стороны не было, и Константин осмелел, распахивая дверь. Скудный свет залил комнатку с раковиной, ванной и помутневшим зеркалом. Наташа сидела на своём обычном месте в ванне, глядя на него глубоко впавшими чёрными глазами — как в тот далёкий первый день, когда Константин только въехал сюда, ничего не зная о своей необычной соседке. Тогда он закричал от испуга и выбежал из квартиры — а теперь смотрел на неё с благоговением и нежностью.
Он вошёл в комнатку, и Наташа поднялась ему навстречу. Вода стекала с худых плеч на почерневшие груди, на расползшуюся от трупных газов талию, на синие ляжки и дальше — на вздувшиеся лодыжки. Слипшиеся волосы змеей обвивали её стан. Она ничуть не поменялась внешне. А когда Наташа заговорила, Константин с удовольствием отметил, что её низкий хрипловатый голос, перемежающийся хлюпаньем воды в лёгких, тоже остался прежним:
— Я знала, что однажды ты придёшь. Я ждала… но иногда мне становилось совсем невмоготу, и тогда я убегала отсюда по трубам и украдкой смотрела за тобой, когда ты был в ванной комнате. Но трубы лопались, когда я сидела в них…
Она вышла из ванны, перешагнув через край, и обвила руками шею Константина.
— Ты правда вернулся? — спросила она, глядя ему в глаза. — Ты больше не бросишь меня, да? Обещай мне…
Её слова пахли разложением и знакомой солёной сыростью, и у Константина закружилась голова.
— Обещаю, — прошептал он и накрыл холодные губы утопленницы своими, горячими.
Сила
— Страшная, — сказала Аркадия.
— Вовсе нет, — возразила Бетти.
— Страшная, страшная, страшная! — Аркадия вцепилась пальцами в свои щеки. — Не ври мне, Бетти. Ты отлично знаешь, что я страшная.
Бетти отложила в сторону журнал, шокированная словами младшей сестры. Аркадия, бывало, и раньше жаловалась на свою внешность, но всё больше в шутливой форме. Столь неприкрытую вспышку отчаяния и самоуничижения она видела впервые. Слова, чтобы возразить Аркадии, не находились, и Бетти беспомощно смотрела на худую спину сестрёнки, которая стояла перед трюмо и с болезненной дотошностью рассматривала своё невзрачное отражение — несоразмерно большой нос, резкие скулы, глаза навыкате, опущенные уголки рта, широкие мясистые уши. Фигура у неё была неплохая, но груди никак не хотели расти — хотя, по словам Аркадии, почти все девочки из её класса уже выглядели почти как взрослые женщины.
— Не говори так, — наконец, сказала Бетти. — Это ужасные слова. Помнишь, что говорил пастор Джонсон на позапрошлой неделе? Каждый из нас — неповторимое творение Создателя, и жаловаться на то, что мы в чем-то не похожи на других, неразумно. Каждый наделён достаточной силой, чтобы добиться своего счастья.
Немного помолчав, она осторожно добавила:
— И потом, ты слишком строго к себе относишься. Уверена, многие парни из твоего класса находят тебя очень даже симпатичной.
— Разве? — Аркадия повернулась к ней. — Тогда скажи, почему никто не хочет со мной даже за одну парту садиться, не то что ухаживать за мной? А вот стоит дурочке Мэри Кросс на перемене выйти в коридор, как вокруг неё тут же начинает виться целый рой мальчишек. Позволь, я принесу то, отнесу сё, как твои дела, Мэри, ах, что за интересные вещи ты рассказываешь, Мэри, какая замечательная шутка, Мэри!
— Ну… она… — Бетти запнулась. — Разговорчивая…
— Нет, Бет, не в этом причина. Она не разговорчивая. Мэри Кросс
— Не оскорбляй миссис Кросс, — строго сказала Бетти. — Она замечательная женщина, подруга нашей мамы.