Сказка об уроде

На следующем перекрестье дорог Константин опять разминулся с красным светом на считанные доли секунды. «Форд Фокус», перед которым он проскочил, проводил его возмущенным визгливым гудком. Эту игру Константин повторял ещё несколько раз — дожидался рискового момента и нажимал на газ, играя на нервах — как своих, так и других водителей. На его счастье, рядом не оказалось ни одной машины ГИБДД. Но потом дорога привела его на окраины города, где движения было меньше, и забава утеряла смысл, да и приелась. Константин посмотрел по сторонам, словно очнувшись от транса. Раскрашенные в детские цвета новостройки остались позади. Вдоль обочин тянулись сине-серые безрадостные коробки, привычные ему с детства. Он взглянул на них, сравнивая с тем высотным домом, в котором живёт сейчас — и вдруг понял, что весь его лихаческий маршрут неосознанно вёл его к дому, где он жил раньше. Было ли это совпадением? Вряд ли, подумал Константин. Если уж он заехал в эти кварталы, то почему бы не посетить старое гнёздышко. Правда, вот будет ли рада увидеть его Наташа… Да и как он сможет посмотреть ей в глаза — после того, как ушёл, бросив её одну столько лет назад?

Он свернул налево на знакомой улице перед рекламным щитом с облупленной краской. За годы тут ничего так и не поменялось — даже этот щит по-прежнему призывал всех посетить некий магазинчик хозяйственных товаров (который, может быть, и не существует более). Асфальт был наложен неровно, и время от времени Константина подбрасывало вверх. Раньше он знал тут наизусть каждый ухаб, но сейчас местная топография уже стерлась с памяти, и ему оставалось лишь чертыхаться.

А вот и тот самый дом. Пять лет Константин жил тут — с девятнадцати до двадцати четырёх лет, первые годы его самостоятельной жизни отдельно от родителей. Сейчас это время вспоминалось, как один длинный светлый день. И все пять лет квартиру с ним делила Наташа. Она стала его первой любовью, если не учитывать несерьёзные школьные увлечения.

Дом за прошедшее время не стал выглядеть хуже. Впрочем, добиться этого было бы сложно: здание было возведено при Сталине и держалось, что называется, на честном слове. Фундамент за многие десятилетия накренился вбок, и дом напоминал снаружи корабль, собравшийся утонуть. Он давно уже должен был пойти под снос — но, конечно, так и будет стоять ещё долго, прячась за более новыми домами, пока однажды не рухнет под тяжестью лет, забрав с собой несколько жизней, и тогда кого-то из чинов местной администрации пожурят тем, что он не заботился о безопасности жителей…

Константин поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж, в полутьме подъезда постоянно натыкаясь на непривычно высокие ступеньки. Чувствовал он себя путешественником между мирами: с утра он в прозрачном лифте восходил на одиннадцатый этаж футуристического, сверкающего зеркальными стенами офисного здания, а час назад входил в оранжевую высотку, каждый квадратный метр которой сиял чистотой и ухоженностью. Теперь же он попал в иной мир — мир, в котором он жил раньше, но однажды покинул, как ему казалось, навсегда. Это был простой и дешёвый мир, противоположность той вселенной, в которой он обитал сейчас. И люди, которые тут жили, тоже были простыми — как Наташа или он сам в молодые годы. Константин невольно вспомнил Тоню, какой он её увидел, переступая порог — шелковый халат цвета крови, роскошные волосы, впитавшие до корней краску цвета хны, обведённые помадой чувственные губы. Дорогая женщина. Сложная женщина. Обитательница другого, далёкого мира, которая кажется инопланетянкой в заплесневелом сумраке этого умирающего строения…

Квартира номер двенадцать. Константин потянулся было к кнопке звонка, но вовремя вспомнил, что он тут никогда не работал. И глазка на двери тоже не водилось. Так что приходилось давать о себе знать специальной манерой постукивания — именно так зародилась привычка, которую он взял с собой в другую квартиру…

Затаив дыхание, он постучал в дверь. Один сильный удар — пауза — три лёгких постукивания костяшками пальцев. Конечно, нет никаких причин полагать, что Наташа ещё здесь. А если даже так, то она может проигнорировать его, отказаться разговаривать, не пустить за порог…

Но Наташа ответила с той стороны почти мгновенно, будто и не проходило долгих лет с тех пор, как он вышел отсюда в последний раз. Один удар кулаком — слабое постукивание пальчиком — снова удар кулаком — и снова пальчиком. Константин улыбнулся, и на двери щелкнул замок.

Внутри было темно и пыльно. Он без особой надежды нажал на выключатель в прихожей, но лампа не зажглась — должно быть, электричество отключили, когда он выехал отсюда. Константин прошёл в единственную жилую комнату квартиры, оставляя следы подошв на сером слое пыли. Ему хотелось чихнуть, но он удержал этот позыв — не хотелось столь неучтиво начать разговор с бывшей девушкой.

Стол и табуретки стояли в таком же творческом беспорядке, как в день его выезда. В углу лежал грязный матрас — он сбросил его туда, когда вытаскивал наружу железную кровать. Та кровать была единственной вещью, которую он взял с собой. Всё остальное небогатое имущество студента — вплоть до кухонной посуды — осталось тут. Для того голодного времени это было значительной жертвой, но ему была невыносима мысль, что Наташа останется совсем одна в голой квартире, и компанию ей будут составлять лишь ободранные обои с безвкусными ромбами.

Константин остановился у двери в ванную комнату. Дыхание его стало частым, к щекам прилила кровь.

— Ты там? — шёпотом спросил он, положив ладонь на ручку двери.

В тесном пространстве стояла полная тишина.

— Это Костя. Я вернулся.

По-прежнему было тихо, но ему показалось, что по ту сторону тонкой фанеры возникло бесшумное шевеление.

— Я знаю, что ты обижена на меня, — виновато продолжал Константин. — И тебе есть за что меня ненавидеть. Но я пришёл не для того, чтобы покрасоваться перед тобой и уйти опять. Я хочу тебе сказать…

Плеск воды в ванне. Теперь он услышал это отчётливо.

— … сказать, что ты была права. Оно не стоит того, чтобы бороться, предав самого себя. Все эти дорогие люди, вещи, дома, слова — я хотел их, расшибал лбом стены, чтобы стать ближе к ним, и мне это даже удалось. Но в конце концов я понял, что всё это фальшивка. То, что имеет значение — простое и настоящее. Знаешь, я ведь даже не отдавал себе отчёта в том, куда еду. Просто гнал по улицам — и приехал сюда. К тебе.

Плеск стал отчётливее, и тут же раздался влажный шорох — кто-то водил мокрой рукой по краю ржавой посудины.

— Наташа, — сказал Константин, — я люблю тебя. И все эти годы любил, хотя изо всех сил старался убедить себя в обратном. Прости меня…