— Так, — хмуро кивнул собеседник.
— Творца всего видимого и невидимого. То есть, всего, что ни на есть. И чая, и кофия, и табака, и клюквы, и груздей и прочего иного. Али ты думаешь, что Святое писание… как его… а — анциклопедия? И там все сущее и должно перечислятся? А? О другом там.
— Где же ты набрался этих слов иезуитских?
— Так в чем слова то мои не верны?
— В сути!
— Ой ли? — усмехнулся Демидов. — В сути. Так ты поправь. Сказано — творец всему. Значит всему. Разве не так?
— Оставим это…
— Ну оставим так оставим, — пожал плечами Демидов. — Ты вот отведай. Чай сей недавно сам только познал. С сушеными кусочками персика и айвы. Персик ты знаешь, а айва — это такая штука — вроде нашей груши или яблока. Только другая. Так есть — упасти Господь. Вяжет зело. А вот ежели немного и в отвар — дело славное.
— Ты же знаешь, я сей бесовской напиток не пью.
— Так ты скажи — отчего бесовской то. Молчишь? А коли молчишь, то стало бы меня не уважаешь. Брезгуешь угощением. Так что ли?
— Ты дурь то не говори!
— Тогда отведай. — с нажимом произнес Никита.
Собеседник поморщился.
Встретился с Демидовым взглядом.
Побуравили они друг друга недолго, но гость, увидев решимость нешуточную у Никиты, тяжело вздохнул и потянулся за заварным чайничком.
— Ты на палец заварки наливай в чашку. А потом кипяточку из самовара.
Тот нехотя послушался.
Сделал как просили.
И было потянулся к блюдцу, чтобы в него этот напиток вылить, но Демидов его остановил.
— Так нынче не делают. Обсвинячиться можно. Просто подуй и маленькими глоточками отпивай как я — сразу из чашечки. Вот. Да. Как? Это вкусно? Вкусно? Если скажешь, что нет, то ты будешь моим кровным врагом.