Призраки

Прежде всего в нечистиках недостает не только вездесущия, но и одновременно пребывания в двух пунктах, удаленных друг от друга на девять шагов. Если нечистик появляется там и здесь, в разъединенных местах, то в сем сказывается лишь духотворческая способность к более быстрому, чем мгновение ока, перемещению, которое одинаково продолжительно и на трех шагах, и на трех тысячах верст, и только перемещение на восток, да отчасти на юг, проходит медленнее, собственно потому, что нечистик не может смотреть в лицо поднимающемуся солнцу. Одна мысль может несколько опережать указанное перемещение, не изменяющееся и в том случае, когда нечистик движется с невещественным предметом, как, например, с грешною душою. В остальных случаях быстрота перемещения зависит от принятого нечистиком образа и от особенностей материальной ноши: уже неодушевленные предметы значительно теряют свой вид и свойства при быстром перемещении, а живые, телесные существа, разумеется, не выдерживают его.

Преимущественный путь перемещения есть воздушный и над водою, потому что здесь нечистик не может натолкнуться на какой-нибудь освященный предмет, — что, как известно, причиняет непонятную при людских страданиях боль, далеко превосходящую обжог пламенем, каплею кипящей смолы, серной кислоты и прочее. По той же причине земные перемещения нечистиков медленнее воздушных.

Среди множества мест на земле, как и в близком к ней воздушном пространстве, нечистики не останавливаются на льнище, коноплянике и на пшеничной полосе: на первых двух вырастают предметы, производящие масло — приправу к постным кушаньям и за нужду идущее на осветительные надобности, а на втором — материал для изготовления просфор. Кроме того, нечистики избегают водовместилищ, где недавно освящена вода, стоят вербы, с которых отламывались ветки для освящения, — остатков, даже сродичей травы и цветов, освященных в Иванов день, пока сродичи не будут побиты морозом, хотя и безнаказанно проносятся над всеми этими предметами в высоте, где не достает ружейная пуля. Совершенно другое, когда попутно расположена церковь, каплица, «Божья нива» (кладбище), придорожный или полевой крест или же движется процессия: не только проноситься над ними, но и переступать пограничной черты ни на какой высоте нельзя — и нечистики неизбежно должны делать обходные крюки. Если в сих местах ютится подходящая жертва, то на нее приходится оказывать воздействие издали, — что теряет долю преуспеяния. Кстати дополнить, что как здесь, так и при других случаях нечистики подступают к жертве и помещаются при ней с северной стороны; в ту же сторону они отступают прочь. Исключением можно считать разве лиц, ходящих по богомольным местам: нечистики подступают к таким лицам с произвольной стороны; не касаясь жертвы, кружатся около нее, точно нитка при наматывании на клубок, и этим движением незримо опутывают ее до тех пор, пока жертва самолично не осквернит предметов, вынесенных из богомольных мест, и тем не обезвредит доступа к себе нечистиков. Раз это достигнуто — начинается полная гибель жертвы, которая уже опутывается вперекрестную.

По другим сказаниям, нечистики не только входят в упомянутые места, но даже уносят отсюда некоторые освященные предметы для помещения их в доме своего ненавистника, когда необходимо опозорить его в святотатстве. Ради последней службы имеются особи, продолжительным сношением с людьми значительно омирянившиеся, понесшие на себе не одну бесовскую, как и людскую кару и, как видно будет ниже, исполняющие в бесовском мире роль палачей при расправах с нечистиками. Но при таком случае нечистики пользуются не обычными людскими входами, чрез которые возможно перенесение святыни, а щелями, отверстиями и скважинами, соблюдая неизменный бесовский прием — выйти тем же путем, каким вошел.

У нечистиков нет всеведения, которое заменяется у них высшею степенью прозорливости, глубоким и всесторонним знанием человеческой натуры. Но и о прозорливости нечистиков передается немало преувеличенного, причем существенною ошибкою нужно считать уверение, будто они предвидят мысли и деяния людские из какой угодно дали; если же нечистик во время и кстати попадает к худой мысли и деянию, так единственно благодаря бесовской юркости, метанию с места на место, выраженному словами текста: «ищущий кого поглотити».

Становясь лицом к лицу с подходящею жертвою, читая в мелочах ее прошедшее и настоящее, нечистик не может основательно заглянуть в ее будущее, предрешить исхода своих по отношению к ней деяний. Последствием сего бывает далеко не единичный просак, причем нечистик позволяет перехитрить себя весьма заурядному проходимцу из людей. Да будь иначе, не существовало бы оплошных нечистиков, как известно, подвергающихся сатанинским расправам, не было бы и частой гибели или увечья особей, про что так много повествуется в сказаниях о бесовской силе; не было бы и спасающихся от бесовских наваждений, которым, сверх противопоставления сторонней помощи, личной воли жертвы, много помогает именно недостаточная прозорливость нечистиков.

Утверждают, что «один бес стоит легиона самых ядовитых змей». Казалось бы, что для исполнения бесовских обязанностей такой мощи достаточно, и с нею можно вести крупные сатанинские дела. На самом деле бесовское могущество и ловкость не так велики, что познается из дел их и особенно из дел бесовских ставленников — ведьмаков и ведьм, из которых одни слабее, другие сильнее прочих, смотря по тому, от какого беса воспринята ставленником демоническая наука: стар и многоопытен руководитель — он воспитает достойного ставленника, и наоборот. Посему бесовский скоп не всегда полагается на единоличную деятельность даже испытанного товарища своего, а учреждает сотрудника — шпиона, если только не найдется доброохочего на сей предмет помощника. Правда, в сем последнем может быть и настоятельная надобность, ввиду сопротивления жертвы, особенной ценности ее; но действующий и его приставник достаточно знают роли друг друга и не тяготятся контролем. Известно, например, что в качестве неослабного блюстителя за жизнью и поведением отдельного человека при последнем состоит приставник, демонический хранитель; но тут же, помимо случайных искателей приключений, в любой срок шпионит другой приставник, одинаково следящий и за собратом, и за человеком, в свою очередь, вредя последнему. В отдельных случаях бесовский контролер обзаводится по соседству усадьбою, строится, хозяйничает подобно человеку. Какое жалкое, непутевое хозяйство! На поверхностный взгляд оно богато и возбуждает зависть; но образ и плоды его вредоносны на далекую окружницу, губят и соприкасающееся с ним настоящее материальное довольство. Впрочем, в сем случае контролер весьма скоро начинает скучать за святым людским занятием — и в одно прекрасное утро на месте роскошной вчера усадьбы окрестное население видит пустырь, поросший недоброкачественною травою; это значит — нечистик сбежал.

Пока бес не принял вещественного обряда, незримое присутствие его дается лишь демоноподобникам; остальными людьми оно определяется по следующим приблизительным данным: у человека внезапно пропадает молитвенное настроение, а начатая молитва не выливается из уст, слова ее путаются, вокруг слышится особенный звук — смешение вопля, сгона и свиста; как и при воплощении, обоняется ни с чем земным не сравнимый запах не то больного пота, не то смрада от начавшегося разлагаться трупа, и этот запах нельзя назвать особенно приторным, хотя в нем нет и ласкающего; наиболее чистые животные поднимают беспричинную тревогу, при которой движения одних становятся неожиданно грознее, других — ласковее; наконец, и все ближайшие предметы мгновенно приобретают несродную окраску, мелькают перед глазами. Правда, все это, особенно последнее, бывает и при появлении воплощенного беса, только видится оно слабее, так как представший нечистик сосредоточивает внимание уже на себе.

Останавливаясь на бесовском воплощении, то есть принятии материального вида, прежде всего приходится напомнить, что как нет в мире безусловных двойников, так нет и двух тождественных воплощений одного и того же беса: пусть он появляется перед человеком десятки раз какою-нибудь кошкою, последняя каждый раз будет иметь видимые уклонения от предыдущих образов, а скрытые и подавно; только демоноподобники видят относительную устойчивость бесовского воплощения. Вслед за тем приходится напомнить, что трудно подыскать такие земные предметы, образа которых не в состоянии был бы принять воплощающийся бес. Так, воплощаясь в человекоподобное существо, он предстает в виде профессионального лица, начиная от аскета и кончая новорожденным младенцем, — предстает давно умершим родственником, обольстительным красавцем, красавицею, щедрым богачом, приниженным нищенкою, смотря по бесовской надобности или по думе и мечте человека. Когда бес воплотился в животное, таковое предстает то грозным зверем, то ласковою птицею, то рыбою или безразличным насекомым, — опять же применительно к бесовской надобности, по думе и мечте человека. Блуждающие огоньки, деревья, кусты, отдельные былинки, камни, водовместилища, водяные капли, мелкие соринки и другие неодушевленные предметы, в свою очередь, служат объектами бесовского воплощения, причем подобно тому, как воплотившийся бес не может удалить типичных особенностей бесовства (рога, хвост, клыки, когти, копыта), точно так же он не может переменить сущности неодушевленных предметов, в которые вошел: дерево, камень, вода остаются с присущими им особенностями, и только бесовский «чмур» может, например, казать воду за камень, — что составляет лишь оптический обман.

Как ни определенны предметы при ростовом их измерении, но если в них воплотился нечистик, измерение теряет устои: сию минуту они были данной величины, а при повторительном измерении величина или уменьшилась, или возвысилась. Кроме того, один и тот же предмет кажет великана, посредственность и минимальный образ свой: первостепенная мачта, умаляясь, моментально достигает объема волоса, и наоборот.

Но увеличится ли образный предмет до исполинской неузнаваемости, уменьшится ли он до потери вида, воплотившемуся бесу никогда не удается скрыть своих каинских знаков — рогов, хвоста, клыков, когтей, копыт. Эти неумолимые знаки высовываются из-под дорогого цилиндра, роскошной шинели, густых усов и бакенбард, нежных перчаток и обуви, так же, как моментально венчают ничтожный волосной остаток, если только им стал нечистик. Кроме того, при человекоподобном, например, воплощении ему не удается скрыть и второстепенных особенностей своего существа — темноты кожи, нестройности форм, причем на спине, икрах и предплечьях не будет мышц; не удается скрыть короткой свиноподобной, редкой шерсти, крючковатого носа, черных с фосфорическим блеском глаз, выпяченного вперед подбородка, на котором уродливо торчит черная бороденка; наконец, не удается скрыть особенных, как у летучей мыши, когтей на локтях и коленях. Становясь скотоподобником, бес снова не улаживается с типичными уклонениями: свинья, например, получает собачьи или куриные ноги, козьи рога, морду бегемота, лошадиную гриву; козел — собачьи когти, кошачьи усы, коровий хвост, с пучком волос на конце. В конце концов воплощенному бесу ничем нельзя удалить несносного одуряющего запаха, который выходит у него одинаково и изо рта человека, и из пасти животного, и из клюва птицы.

Разумеется, что нечистик немедленно узнается демоноподобником; во всяком образе ошибаться, и то в первое мгновение, могут разве престарелые особи. Но если бы и заурядный человек внимательнее присмотрелся к воплощен нику, то и он весьма скоро распознал бы нечистика; к сожалению, такой бес неожиданным появлением, а в особенности подпущенным «чмуром» отвлекает внимание от присущих ему особенностей — и заблуждение раскрывается несколько позже, когда бес достигнул намеченной цели. Из многочисленных сказаний об этом стоит припомнить, как, например, проданная на базаре овца встретилась с возвращающимся домой хозяином, жалобно заблеяла и была обласкана, но тут же она адски захохотала и скрылась. Или как борзая собака, приласканная недальновидным встречником, укусила и лягнула последнего, причем вместо лап он увидел копыта. Или как нечто сродное повторилось с найденными на дороге козленком, черною курицею или клубком ниток: козленок запел петухом, курица заржала по-лошадиному, а клубок выпал из кармана — и все они с несродными звуками, диким хохотом бросились прочь от находчика.

Хотя нечистикам и выгоднее воплощаться одушевленными предметами, чем неодушевленными, однако в первом случае они подвергаются опасности, а именно: к воплощеннику легко может подкрасться волк и безнаказанно сожрать его — погубить навсегда. Но есть животные, которыми никогда не воплощаются нечистики: это — коровы, петухи, дикие и домашние голуби и певчие птички, за исключением иволги. Из растительных предметов они не воплощаются в вербы и в такие травы данной местности, которые подлежали освящению.

Когда нечистик воплотился в одушевленный предмет, то и скорость перемещения его будет приближаться к наивысшей скорости движения этого существа. Так, он бежит с быстротою волка, лисицы, зайца, летит плавным полетом журавля, нырками вороны, или плетется тихоходным движением лягушки, улитки, гусеницы. В свою очередь скорость передвижения пушинки, соринки, листка, водяного пузыря, плывущей щепочки, в кои преобразился нечистик, зависит от стихийного воздействия на эти предметы, но не от воли воплощенника, который может вызвать разве высшую степень стихийного воздействия. Вообще же нечистики прибегают к принятию материального вида не совсем охотно, по необходимости, и в большинстве обращаются в летающие предметы: всякое воплощение вызывает мгновенное, правда, но мучительное для бесовского существа напряжение сил, приравниваемое к животной линьке, родильному процессу; если же нечистик принужден выдержать безостановочно несколько воплощений сряду, то он начинает уже чувствовать изнеможение, мгновенно пропадающее после превращений. Тогда как бы для отдыха нечистик приседает на движущийся предмет: последний сразу же приобретает удвоенную скорость, причем живой предмет надрывает силы, неодушевленный обязательно попадает в непотребное место — оба так или иначе гибнут.

Как ни способствует человеческой гибели присест нечистика на некоторые предметы, но если они прямо или косвенно, быть может, и в отдаленное время знаменовались крестом, окроплялись освященною водою, нечистик не присядет на такой предмет. Казалось бы, что базарный хлеб, мясо и другие предметы потребления, полученные из рук некрещенников, как и сомнительных христиан — вполне удобные проводники нечистиков внутрь человека. Но ведь известно, что зерно, например, давшее муку для такого хлеба, в свое время освящалось, знаменовалось крестом при засеве, молотьбе, отпуске на продажу; то же своевременно выдерживало и животное, мясо которого приобретено от некрещенника: при рождении оно посыпалось освященною солью, знаменовалось крестом, окроплялось освященною водою, обжигалось громничною свечою, хлесталось вербою, благословлялось при отпуске на продажу. Всевозможные плоды, садовые и огородные, есть произведения предметов, при посадке или посеве которых опять же положено было крестное знамение.

Принимая человекоподобный образ, нечистик носит одежду немецкого покроя — тесную курточку, узкие панталоны, башмаки с высокими каблуками и обязательно — шляпу. Последняя может укрывать облик нечистика. Когда то нужно, он облачается в заурядную крестьянскую или мещанскую одежду, но, за исключением воплощения в женщину, нечистик никогда не одевается в женские одежды, как не любит сатанить и самой женщины: можно утверждать, что из любой супружеской четы бес предпочтет изведение мужа, вслед за которым жена придет сама собою к предначертанной гибели.

Бесовское воздействие на человека совершается разнообразными путями, при всяком скользком положении жертвы: мелькнет недостойная дума, налетит такое же желание — бес у жертвы (неизменно с левой стороны), вторит мысль и желание, развивает таковые, рисует заманчивое продолжение и конец их. Такое воздействие, с присоединением «чмура», известно под именем наваждения, которое, кстати, сильнее от полдня до полночи, почему и самое время это можно считать бесовским хозяйничаньем. По наследству, от рождения, некрещенники считаются неотъемлемыми жертвами нечистиков, причем самые добродетельные движения их ничуть не смущают «стражей зла», и только тогда привлекают бесовское внимание, когда клонятся к выходу из нехристей. Одолела преграды личная воля некрещенника, подоспела помощь извне и он ушел от врагов — изменнику мстит целый бесовский скоп, и редко случается, что он не доводит жертвы до гибели, а себе не доставит сугубого торжества.

Таким образом бесовская деятельность существенно направляется против преемственных христиан («кристян»). Уже утробное дитя — не без внимания «стражей зла»; это внимание усиливается с момента появления его на свет, растет до окрещения, несколько ослабевает во дни младенчества, снова растет параллельно росту детского кругозора, доходит до высшего напряжения в пору юности и слабеет с оформлением душевного склада — с образованием характера, если только последний сложился в неблагоприятную для бесовства сторону. Хотя бесовская догма и призывает к возможно большей погибели человеческих душ, однако бесы менее гоняются за скудоумниками, подростками, — за что и почет невелик, — а все усилия направляют на зрелого человека, на зрелый характер. Тут прежде всего делаются наваждения, а потом и подшучиванья бесов.

Наваждение на греховные помыслы и деяния происходит двояко: путем незримых наветов (нашептываний) и путем подставления чувственных предметов, для чего бесы пользуются подходящею почвою — физическим изнеможением, скудным, запутанным материальным положением, невзгодами общественного и семейного положения жертвы, страстями ее, между которыми наиболее удобною следует считать притяжение к рюмке. Находясь в состоянии наваждения, жертва видит и чинит буквально несообразности: разговаривает и бранится с мнимым знакомым, давним покойником, отсутствующим семьянином; ходит по полю и собирает ни к чему не пригодные камешки, хворостинки; подпирает дерево или стену, точно хочет посдержать накренившийся воз; подпрыгивает по-воробьиному, считая себя воробьем, или поет петухом, кудахчет курицею, гогочет и ржет по-лошадиному, ревет, хрюкает, лает и прочее, или скачет по болотине и квакает; в стужу раздевается донага; лезет на первый возвышенный предмет, как на банный полок, и там хлещется рукавицею, или, точно в летнюю воду, мечется в полынью, плавает по сугробу; садится на бревно, встречное полено и галопирует на них до изнеможения, а не то — отчетливо видит, как, обувшись в лапти, надев рукавицы и шапку, лягушка лезет ему в рот, как змея вползает и выползает из носа, глаз, ушей и тому подобное. Да и невозможно перечесть всех наваждений, клонящихся к одновременной погибели тела и души человека!..

С наваждениями весьма тесно граничат бесовские подшучиванья, по крайней мере цели последних состоят в том, чтобы погубить человека путем комических и странных положений, в которые то и дело ставит жертву нечистая сила. Так, иной человек вдруг очутится в богатом доме, среди веселого общества, ест и пьет что ни есть лучшее, покоится на мягкой мебели, видит усердный за собою уход, причем слуги наперерыв потчуют, раздевают, разувают и укладывают спать в мягкую постель; но лишь пропоет полночный петух — обаяние пропадает: дорогой гость видит себя на чердаке, на стогу сена, на охапке соломы, на навозной куче, в болотине, на трясине, на дорожной грязи… Или: нечистик скрадет, например, какую-нибудь вещь, мечет ее перед глазами пострадавшего, дразнит, угрожает порчею ее; но как только пострадавший произносит: «Верно, черт подшутил», — немедленно отдаст, то есть владелец находит потерю в таком месте, что и сам дивится, как она туда попала. Подобные подшучиванья чаще всего делаются с наиболее греховными предметами — табакеркою, трубкою, табачным кисетом и рюмкою во время попойки. Бывает и так, что охотник стреляет в ценную дичь; но потом уже узнает, что он стрелял в древесный нарост, в пень, в камень, и что в руках у него не ружье, а палка, даже — срамный предмет… Нередко случается, что человек поймает встречное животное, по-видимому, обессиленное голодом и нуждою, кормит, холит, ласкает его; но среди высших проявлений ухода животное вырывается и убегает прочь, причем норовит вызвать за собою погоню, увлекая в какое-нибудь опасное место, где с хохотом и пропадает. Во всех случаях, когда человек видит бесовские подшучиванья и желает освободиться от них, ему достаточно помянуть бесовское имя — и посрамленный черт перестает шутить.