— С этого всегда начиналось. Затем, если обстоятельства благоприятствовали, интерес усиливался, до тех пор, пока… ну, ты понимаешь.
— Сколько же было женщин, которыми ты «интересовался»? — И сколько раз этот интерес усиливался?
— Право не могу сказать.
— Раз двадцать?
— Пожалуй больше.
— Тридцать?
— Никак не меньше.
— Сорок?
— Я думаю, что не больше.
Мод в ужасе смотрела на мужа.
— Тебе теперь двадцать семь лет. Значит, начиная с семнадцати лет ты любил в среднем по четыре женщины в год.
— Если считать таким образом, то я, к сожалению, должен сознаться, что их было пожалуй более сорока.
— Это ужасно, — проговорила Мод и заплакала.
Франк опустился перед ней на колени и начал целовать ее милые, маленькие, пухлые ручки, мягкие, как бархат.
— Я чувствую себя таким негодяем, — сказал он. — Но я люблю тебя всем сердцем и всей душой.
— Сорок первую и последнюю, — всхлипывала Мод полусмеясь и полуплача. Она вдруг прижала его голову к своей груди.
— Я не могу сердиться на тебя, — сказала она. — Это было бы не великодушно, потому что ты рассказываешь все это по доброй воле. И я не могу не ценить этого. Но мне так хотелось бы быть первой женщиной, которой ты заинтересовался.
— Увы, случилось иначе. Вероятно, есть люди, которые всю жизнь остаются непорочными… Но я не верю в то, что они лучшие люди. Это или святые — молодые Гладстоны и Ньюманы, или холодные, расчетливые, скрытные люди, от которых нечего ждать добра. Первые должны быть прекрасны, но я их не встречал в жизни. Со вторыми я сам не желаю встречаться.
Но эти соображения мало интересуют женщин.
— Они были красивее меня? — спросила Мод.