Снежить

Глупый вопрос. Если бы было, Эдик бы уже давно им воспользовался, но и тащить его за собой на улицу тоже рискованно. Сколько там снаружи осталось зверья?

Несколько мгновений взгляд Эдика был бессмысленным, а потом он пришел в себя, кивнул.

– Радиорубка, – сказал осипшим голосом. – Там железная дверь и замок. Я просто не ожидал, что они сюда… – Он не договорил, икнул. – Что сунутся сюда. Я думал, стрельну из ракетницы… А они железную дверь с мясом вырвали. С мясом!

– Эдик, – Волков дернул его за плечо, – запрись в радиорубке, я скоро вернусь.

Или он вернется, или кто-нибудь из медведей. Но зачем пугать парня раньше срока? Он и без того напуган.

– Я скоро вернусь, – повторил Волков твердо, и Эдик поверил. Наверное, потому, что хотел верить.

Дождавшись, когда в двери щелкнет замок, Волков осторожно двинулся по коридору, переступил через распластанную на полу тушу, сдернул с вешалки Эдикову куртку, на ходу оделся.

Из здания первым выскочил Блэк, осмотрелся, принюхался, обернулся, давая понять, что все спокойно. Пока спокойно.

Спокойствие это оказалось коротким, потому что со стороны жилого корпуса снова послышались выстрелы. Не один, а сразу три. Плохо дело, если Эрхану приходится стрелять так быстро и так часто. Может, ошиблись они с подсчетом поголовья? Думать об этом было некогда, нужно было разобраться с тем чуваком на снегоходе. Если еще не поздно, если медведи не разобрались раньше его.

Чувак был жив. Снегоход его стоял почти впритирку к столбу, а сам он медленно шел по направлению к жилому корпусу, в руке у него Волков разглядел что-то очень похожее на ружье. Если ружье, значит, не совсем салага, понимает, с чем может столкнуться. Наверное, уже понял, если двигается вот так… крадучись, если не выпускает из рук оружие. Услышал выстрелы, сделал выводы.

А потом Волков увидел зверя. Этот медведь был огромен, он не шел, а крался, и в движениях его была кошачья грация, а в глазах наверняка клубилась белая мгла… Незнакомца и зверя разделяло каких-то несколько метров. Волкова и зверя разделяла бесконечность. С такого расстояния он не попадет. А если даже и попадет, то не убьет, а лишь разъярит еще больше. Но стрелять все равно придется, потому что этот, с ружьем, словно и не видит того, кто крадется рядом едва различимой тенью.

Волков уже вскинул пистолет. Вскинул, да так и замер с вытянутой рукой…

Из-за угла жилого корпуса выступила еще одна тень. Сначала показалось, что звериная, длиннолапая и остроухая, но стоило моргнуть, как морок пропал. Обычная человеческая. И фигура человеческая, вот только двигается по-звериному осторожно.

Волчок…

Сердце перестало биться. Не досмотрел! Бросился спасать мир и снова позабыл про родного брата, про данное ему обещание. Брат тоже обещал… обещал держаться и не ввязываться… И тоже не сдержался. Какого цвета у него сейчас глаза, а? И самый главный, самый страшный вопрос: в кого нужно стрелять первым, в медведя или в Ника? Или в ту белоглазую тварь, которая рвет его брата в клочья?

Налетел ветер, лютый северный хивус толкнул Волкова в грудь, сшиб с ног и тут же поднял в воздух белую снежную завесу, сковывая холодом, залепляя рот и глаза, не давая ни кричать, ни целиться. Он прорывался через эту завесу ползком, разрывал ее бесчувственными пальцами, смахивал с лица, словно паутину, и в самой глубине белого кокона на фоне полыхающего северного сияния видел тени… Две крошечные человеческие и одну огромную звериную. Зверь с яростным рыком метался от человека к человеку, вставал на задние лапы, крутился волчком, но не нападал. Пока не нападал.

А Волков продолжал ползти. В этой белой круговерти он теперь ориентировался лишь благодаря теням. Их все еще было три. Два человека и один зверь… Иногда тени меняли очертания, вытягивались, и тогда казалось, что на призрачной снежной сцене пляшут уже два зверя и один человек. В горле бешено билось сердце, а в голове билась мысль. В кого стрелять? В которого из зверей?..

Человек упал первым. Сначала опустился на колени, потом завалился лицом в снег. Наверное, в диком танце теней он стал разменной монетой, никому не нужным статистом, которого одним лишь взмахом когтистой лапы сбросили со сцены.

Потом упал второй зверь. Тот, что длиннолапый и остроухий. Тот, которого ни в коем случае нельзя было зацепить пулей.

Потом упал белый занавес, и мир снова стал прежним. Если он сможет стать прежним хоть когда-нибудь.