Снежить

– Сущь.

– Девочка?

– Мальчик.

Этот незатейливый диалог каким-то невероятным образом помог им собраться и вырваться из снежной бури в реальный мир. Они даже Ника смогли с собой прихватить. Получилось.

А в реальном мире уже налаживалась жизнь. Эрхан, прихватив карабин, ушел в разведку, а Мишаня и еще один парень под руководством Никодимыча прилаживали на место сорванную с петель дверь. Прилаживали, но всем было ясно, что еще одной такой атаки дверь не выдержит, и нужно что-то делать, что-то менять в системе безопасности метеостанции, потому что нет тут больше никакой безопасности. Зато есть полдюжины прекрасных экземпляров, с которыми и селфи можно сделать, и видос эпический запилить.

Женщины хлопотали у плиты. После пережитого все хотели есть и горячего. А еще чего-нибудь покрепче, чтобы забыть и забыться. По глазам Эдика было видно, что эта вахта для него станет последней. Эдика никто не осуждал. Возможно, когда придет время принимать решение, метеостанцию навсегда покинет не только Эдик.

В то время как женщины хлопотали у плиты, Тара возилась с Диком. Порванный медведем бок уже не кровоточил, наспех наложенная Черновым повязка лишь чуть-чуть пропиталась кровью, но пес вел себя беспокойно, огрызался на Тару и норовил цапнуть ее за руку.

– Чует медведя, – сказала Тара, не оборачиваясь. Наверное, сама она тоже спиной чуяла взгляд Волкова. – Кстати, спасибо.

Ее «спасибо» получилось каким-то снисходительным, словно она делала ему одолжение, принимая ненужную, навязанную помощь. Словно она сама врукопашную справилась бы с белым медведем, а он – идиот такой! – ей в этом помешал.

– На здоровье, – бросил Волков в стриженый затылок. – Не боитесь вот так… в одиночку?

Мог и не спрашивать, но любопытство одолело, захотелось понять, что толкает людей на такое безрассудство.

Тара обернулась. Взгляд ее был насмешливым.

– Я? – спросила она со снисходительной усмешкой. – Я в тундре родилась, полжизни моей прошло в стойбищах, среди оленеводов и охотников. Там, где такой, как ты… – она спокойно, без всяких прелюдий перешла на «ты», – где такой, как ты, – продолжила с нажимом, – и пяти минут не выживет, я почувствую лишь легкое неудобство.

Почувствовала она неудобство. А медведя что-то не почувствовала. Где бы она сейчас была, если бы не они с Эрханом? Но спрашивать Волков не стал, не в его правилах обижать женщин. Пусть даже женщина эта сама кого хочешь обидит.

– Раньше, по молодости, – Тара усмехнулась, словно бы сейчас она была уже древней старухой, а не женщиной в расцвете сил, – я на нартах носилась. – Она небрежно потрепала Дика по холке, и тот снова оскалился. – Вот такие клыкастые у меня были в упряжке. И ездовой зверь, и друг, и еда в случае особой необходимости.

Присевший рядом с Волковым Блэк тоже оскалился и зарычал на Тару. Ясное дело, обиделся за весь собачий род. А Тара продолжала как ни в чем не бывало:

– Это уже потом до нас прогресс дошел: спутники, связь, снегоходы и прочая дребедень, а тогда все по правилам, как предки учили. Некоторые до сих пор так живут, не признают этот ваш прогресс.

– Но ты признаешь? – спросил Волков многозначительно и так же многозначительно посмотрел на ее прислоненное к стене ружье.

Она ничего не ответила, лишь пожала плечами. Он уже хотел отойти, когда Тара вдруг спросила:

– Вы в Хивус?