– Он не горячий. Вадим, он холодный как лед.
– Градусник, – терпеливо повторил Чернов. – И глянь на рану.
Он уже прикидывал, как половчее перебраться на заднее сиденье, чтобы сделать все самому, когда Гальяно с удивлением сказал:
– Затянулось.
– Что затянулось?
– Все. Рана затянулась. – Гальяно включил в салоне свет. – Сам посмотри!
Чернов посмотрел. Раны больше не было, на ее месте красовался рубец. Белесый, словно бы годичной давности. Интересное кино… Веселов тоже был… белесый с просинью. Нормальный человек должен выглядеть несколько иначе.
– Доставай градусник! – велел он Гальяно, а потом спросил: – Димон, что у тебя болит?
– Ничего. – Тот с удивлением разглядывал свою грудь. – Ничего не болит, только очень холодно. – Он поморщился, когда Гальяно сунул ему под мышку градусник, затаился.
– Тридцать три и четыре, – сообщил Гальяно через пару минут.
– Перемеряй. – Все-таки придется лезть на заднее сиденье. Откуда к чертям собачьим тридцать три и четыре?!
– Тридцать три и два. – А вот теперь в голосе Гальяно послышалась настоящая тревога. – Это не очень хорошо, да?
Это хреново! И непонятна причина такой гипотермии. На Веселове термобелье, вся одежда сухая, в салоне не жарко, конечно, но уж точно не холодно. Откуда?!
– Может, сломался? – Гальяно сунул градусник себе под мышку, дождался сигнала, вытащил: – Тридцать шесть и пять. Не сломался.
Не сломался. А вот Веселов, похоже, сломался.
– Ты как? – спросил Чернов голосом деловым и спокойным.
– Нормально.
Вот только нормально ли? Кожные покровы бледные, носогубный треугольник синий. Плохо дело…
– Гальяно, налей ему чаю. И укрой чем-нибудь сверху. – Тепла бы в салон добавить, но хрен знает, сколько им придется тут просидеть. Пока так… – И давай-ка поменяемся с тобой местами.
Пока менялись местами, Веселов выпил свой чай. Пил большими глотками, словно не чувствовал, какой тот горячий. А он горячий! Чернов уже не единожды обжигался этим чаем из термоса.