– То есть пурга только у нас? – спросил Гальяно, косясь на Веселова.
– Получается…
– А Тара? – Чернову вдруг сделалось стыдно, что в хлопотах о Веселове он совсем позабыл про Тару. Одна на снегоходе…
– Она справится, – протрещала трубка. – Найдет укрытие. Или сделает.
– Если буря локальная, значит, она долго не продлится? – спросил вдруг Веселов. Голос его заплетался, как у пьяного, а глаза в полумраке салона лихорадочно поблескивали.
Гальяно повторил его вопрос. Эрхан долго молчал перед тем, как ответить.
– Это не обычная буря… – сказал он наконец. – Я не знаю, сколько она продлится. Может быть, ровно столько, чтобы мы все здесь подохли.
– Очень оптимистично, – проворчал Чернов и сунул под мышку Веселову градусник. Двадцать девять… Вот тебе, бабка, и Юрьев день! – Эй! – Он потряс Веселова за плечо, но тот не ответил. Глаза его были закрыты, дыхание едва прослушивалось. Чтобы поймать пульс, пришлось поднапрячься. Тридцать пять ударов в минуту. Это если он правильно посчитал. Самое время расчищать пространство для маневров. Эх, дефибриллятор бы сюда…
А из рации, заглушая треск, вдруг послышался полный злости и отчаяния голос Эрхана:
– Куда?! Держи его!
– Что у вас там случилось?! – заорал Гальяно.
– Пацан… Пацан выскочил из машины…
Внедорожник качнуло, краем глаза Чернов успел уловить движение по ту сторону стекла. Что-то большое словно соткалось из снежных нитей, опалило их всех полным ненависти взглядом и истаяло. А Веселов выгнулся дугой, застонал, схватился за живот.
Пытаясь пробиться сквозь ворох одежды, Чернов уже знал, с чем столкнется. Наверное, поэтому почти не удивился, когда увидел расползающееся по свитеру Веселова кровавое пятно. Невидимый коготь вспарывал кожу его друга. Кожу, фасции, мышцы прямо у Чернова на глазах!
Он не думал. В такой ситуации некогда думать! Он шарил по карманам Веселова в попытке найти этот чертов тынзян, а когда нашел, руку его сжали мертвой хваткой. Глаза Веселова тоже были мертвыми. Чернов уже видел этот нездешний белый свет в глазах Волчка. Вот оно – безумие! Страшное и заразное!
А кожа под ледяными пальцами Веселова покрывалась коркой льда, сквозь которую, как вода сквозь наледь, проступала кровь. Теперь уже его собственная кровь – горячая и дымящаяся. Он навалился на Веселова всем своим весом, уже не опасаясь придушить ненароком, потому что тот, с кем он боролся в эту секунду, был куда сильнее и куда опаснее его самого. Он смотрел на Чернова мутными бельмами глаз и улыбался мертвецкой улыбкой.
– Сильный… – Голос был весь в трещинах, словно вырывался он из рации, а не из горла Веселова. – Сильный, как медведь… Мне нравится. Будешь моим… Ты тоже будешь на тынзяне, человек-медведь.
Пришлось ударить. Изо всех сил врезать кулаком прямо в эту скалящуюся пасть. Он ослабил удар лишь в самый последний момент. Веселову еще пригодятся зубы, когда они его вытащат. Если они его вытащат…
По синим губам потекла струйка крови, а белый свет исчез за занавесью из ресниц. До этого напряженное, как струна, тело обмякло. Чертыхаясь, потея от напряжения и жары в салоне, Чернов принялся укладывать Веселова на заднем сиденье.
– Гальяно, сдвинь передние сиденья максимально вперед! – прорычал он, стаскивая с Веселова одежду. Ему нужно место для маневров и доступ. Непрямой массаж сердца – штука такая…