— Харата… — произнес он, с топотом одолевая по три ступеньки за раз. В груди кололо иголками. Что–то вцепилось в штанину, но разодрало только ткань, а затем воздух. Ткань порвалась. Он удвоил усилия. Еще больнее. Он едва мог дышать. Перед глазами замельтешили черные точки. — Ушел, — прохрипел он.
Он добрался до площадки, протягивая руку к двери. Хватаясь за нее, он почувствовал резкий рывок сзади, а затем уже падал. Он улетел недалеко, всего на пару ступеней. Инстинкт вдавил спуск пистолета. Трое бледных отшатнулись назад с разнесенными черепами. Брызнула кровавая каша. А потом пришла боль. Горячая, яркая, приправленная первобытным ужасом. Барак ударил ногой и почувствовал, как ботинок попал в цель, а челюсть подалась и сломалась. Его рука оказалась изорвана, из нее хлестала кровь, а на плоти были мерзкие отметины от зубов. Он пополз назад. Трое убитых им бледных мешали остальным, баррикада из трупов заткнула тесный коридор. Четвертый, сломанная челюсть которого отвисла и болталась, словно выбитая петля, восстановил равновесие и прыгнул на Барака, царапая того когтями. Кожа слезала лентами, грудь Барака превратилась в багряное месиво. Он ударил кулаком, напрочь снеся челюсть. Оружие было прижато к его телу, но он все равно выстрелил. Заряд вырвал кусок из торса бледного. С раздробленного ребра капала кровь, пустоту залило красным. Барак выбросил вверх колено, отбиваясь, чтобы не потерять сознания, не дать себе вырубиться от боли. Ему удалось разогнуть ногу и оттолкнуть бледного, удерживая того на расстоянии. Тварь исступленно хватала воздух. А затем она начала драть ногу Барака, и тот взревел.
В воксе холодно шипели помехи. Перед глазами чернело и краснело.
У него была жестокая жизнь, по крайней мере, в начале. Он ожидал и жестокого финала. Бандитский нож. Пуля рассерженного клиента. Смерть в переулке. Убийство в собственном баре.
Пуля попала бледному в глаз, отбросив его назад. За ней последовал хлестнувший по орде свинцовый град, прицельный и смертоносный. Все кончилось за считанные мгновения, хотя казалось, что прошли минуты. Тела закупорили проход остальным.
— Готов поспорить, бывал ты в переделках и похуже, — произнес Перегонщик. Его ауру непринужденного обаяния нарушало напряжение в голосе. — Вставай, законник. Подъем.
Они добрались до двери. Находившийся в состоянии мучительной фуги Барак едва сознавал, как стрелок тащит его несчастное тело вверх по лестнице на первый этаж. Как только они вошли, Перегонщик захлопнул за ними дверь и набросил засов.
Перегонщик сдернул свой пояс, сделав из него жгут на руку Барака. Затем он улыбнулся, запыхавшийся и забрызганный кровью.
— Предлагаю валить.
Барак кивнул.
— Я могу встать, — сказал он. Раны на ноге и груди были болезненными, однако не настолько скверными, чтобы он не смог двигаться. Но вот рука повисла возле бока, и ее требовалось заштопать чем раньше, тем лучше. При каждом вдохе казалось, будто он втягивает в себя битое стекло.
Под дверью послышалось лихорадочное царапанье, и петли тут же напряглись от внезапного напора с той стороны.
Перегонщик загнал свежие магазины в оба автопистолета. Он явно все–таки добрался до склада боеприпасов.
— Я спасу твою шкуру, законник, но я тебя не понесу.
Барак сдерживал боль. Тело покрылось горячечным потом. Он чувствовал себя отяжелевшим, неустойчивым.
— Тебе не придется, — прорычал он, покачиваясь.
А потом упал.
Глава XX