Глушь

Энтузиазма в словах мужчины, однако, не было. Застройщик выглядел спокойным, даже несколько отрешенным. Саттер уже давно предположил, что так ведут себя успешные строительные магнаты. В конечном счете, какое это вообще имело значение?

«Наши жизни изменятся к лучшему», — подумал Саттер.

Фелпс не задержался: расплатился, пожелал хорошего дня и ушел.

— Не самый дружелюбный парень, — заметил Папаша, — но мне все равно. Моя выручка утроится в первый же год, когда откроют его жилой комплекс.

— Он крупный строитель, Папаша, — напомнил Саттер. — Такие парни по мелочам не размениваются. Они всегда серьезны. Поэтому они и миллионеры.

Трей оперся на прилавок и пожал плечами.

— Не такой уж он и непроницаемый, если узнать его поближе. К слову, мне довелось выпить с ним одним вечером. В баре.

Саттер с удивлением ощутил что-то вроде ревности.

— Да ты шутишь!

— Не-а. Он и несколько его управляющих сидели в баре. Пригласили меня присоединиться, и мы все где-то с час говорили о том о сем и пили пиво. Когда Фелпс не на работе, он обычный парень, как ты и я.

Саттер завидовал Трею. Фелпс был из тех людей, с которыми непременно хотелось свести знакомство.

Надо будет поработать над этим.

— До скорого, Папаша, — сказал он. — Мы поедем.

— Полегче оставшуюся часть дня, ребята, — отозвался Папаша. — Избиение отморозков может сильно вымотать.

— Еще один день на любимой работе, — сказал Трей, бросив последний взгляд на стойку с журналами.

Выйдя на улицу, Саттер не успел еще даже вытащить ключи, как заметил тень, скользнувшую за его спиной. Он не слышал ни звука. Наркодилеры вернулись отомстить?

«Вряд ли, — подумал он. — Им повезло, если они смогли добраться до ближайшей больницы».

Саттер развернулся, инстинктивно потянулся к кобуре и обнаружил, что смотрит в лицо изможденному старику.

— Здорово, Эверд, — сказал Трей.

Эверд Стэнхёрд, худой и высокий, в выцветшем черном костюме и галстуке, напоминал тщательно одетое пугало. Короткие, цвета воронова крыла волосы не сочетались с бледным морщинистым лицом, а глубоко посаженные глаза казались слишком яркими. Словно какой-то безумный хирург вырезал их у двадцатилетнего парня и пересадил в череп старика. Единственная деталь, которая отличала его от обычного пожилого мужчины, — подвеска на шее, маленький черный мешочек на шелковом шнурке.