Мне достался жаркий поцелуй, я ухмыльнулся сияющим глазам, и галантно открыл дверцу.
— Аленка…
— Поняла, поняла!
Пани Осокина живо освободила место водителя, и втиснулась на заднее сиденье.
— Все влезли?
— Все!
Я разогнал машину и повел ее прочь из города. В каменных теснинах слишком много ловушек. Нам повезло, что схлестнулись с юнцами, а будь на их месте настоящие бандосы?
— Урок выучил? — наметил усмешку Марлен.
— Выучил… — проворчал я. — Сначала стрелять, а уже потом разговаривать.
— До чего ж ты мудр! — восхитился бро. — Садись, «пять»!
Высадить Катю и Риту у советского посольства не удалось — здание опустело. Над выбитыми окнами чернели полосы сажи, а стены были разрисованы звездами, свастиками и матерными откровениями. И, как привет из Будапешта времен бунта — повешенный за ноги посольский. Его истерзанное, залитое кровью тело мерно покачивалось под ударами палок — туземное студенчество развлекалось, играя в «пиньяту».
Я выпустил короткую очередь прямо с места, опустив стекло, и перебил ноги игрунам. Те заверещали, падая и корчась.
— Это был салют! — вытолкнул я, трогаясь.
— Правильно! — вызвенела Марина.
— Так им и надо! — гневно сузила глаза Катя. — Фашисты какие-то!
Я прибавил скорости.
Не знаю, разбежались ли власти Праги, или это у них стратегия такая, а только ни одного блюстителя порядка нам не встретилось. Военные тоже не показывались. Иногда маячили вдалеке серые взводы рабочей милиции, охраняя особо важные объекты, вроде посольств (советское представительство как бы не в счет).
Зато мародерам раздолье! Обносили и магазины, и квартиры, тащили все подряд, доказывая, что халява и европейцам мила. А как же орднунг? Порядок важен, конечно. И закон тоже.
Когда есть кому следить за соблюдением того и другого…
— Кажется, за нами гонятся, — сказал Марлен напряженным голосом.