Бро

— А меня? — глянул с надеждой Осокин.

— А тебе, что останется. За недозволенные речи! Да ладно, пошли уж, жрун…

На ужин подавали пюре с котлетками, а для пущего ублажения жрунов Зимина откупорила прошлогоднюю баночку с помидорчиками, в томатном же соку.

Я и раньше не отличался отсутствием аппетита, а нынче мой желудочно-кишечный тракт стабильно обеспечивал привес. И первое слопаю, и второе умолочу, еще и место останется для кружки чая — с пирогом, разумеется, да не с кусочком, а с ха-арошим ломтем.

Поэтому я так увлекся, что лишь под конец трапезы заметил рассеянность Маринки. Нет, то, что она переоделась в сарафанчик на бретельках, выказывающий приятные округлости, и что волосы заплетены в две забавные косички — это я углядел. Основной инстинкт, как-никак.

— О чем задумалась? — спросил напрямки, вилкой ковыряя шарлотку. — О тщете всего сущего? М-м?

— Да нет, — мимолетно улыбнулась девушка. — Помнишь, ты рассказывал, что во время заброса в прошлое ощущается как бы перегрузка?

— Помню, — насторожился я, — было такое.

— Так вот, это не перегрузка. Это сила тяжести меняется! Не везде, конечно. Только у нас, в Приозерном… М-м… В школе нашлась целая куча приборов — и динамометр, и точные весы… А еще я маятник запускала. В общем, тяготение реально колеблется, да еще в обе стороны от истинного «же» — то слабеет, то усиливается. Причем, амплитуда снижается, но очень, очень медленно…

— Давай сразу выводы, — навалился на стол Марлен.

— Я тут посчитала немного… — опустила ресницы Грушина. — Происходит не слияние, иначе… м-м… назовем это явление ретроаннигиляцией… в общем, она давно бы все уравняла и обнулила. А раз нестабильность сохраняется… Вывод один — это ответвился третий временной поток!

— Ну, хоть какая-то определенность, — проворчала Алена. — И что теперь?

— Ничего, — беспомощно развела руками Марина. — Никто пока не замечает аномалии… Вернее, замечает, но… Вот, наша соседка, например, жалуется, что ей стало тяжелей подниматься на этаж. Уставать, мол, стала, старость — не радость… А тут не возраст виноват, это вес порой увеличивается.

— Выводы ясны, — кивнул Осокин, — теперь давай рекомендации. Что делать?

— Ты бы еще спросил, кто виноват! — не утерпела Алена.

— Да знаю я, — лицо Марлена приобрело постное выражение. — Я и виноват.

— Никто ни в чем не виноват, — раздельно проговорила Марина. — Ни Марлен, ни Игнат. Вы просто родились не в то время, и оказались не в той точке пространства.

— Закон природы суров, но это закон, — усмехнулся я. — Предложения есть?

— Есть, но… — моя красавица и умница задумалась. — Знаешь, когда ты на выходных общался с «нужными людьми», то есть, получается, воздействовал на реальность, амплитуда резко упала, сразу на несколько сотых, и держалась до вторника. А потом опять…

— До меня, кажется, дошло… — медленно проговорил я. — Нам нужно круче менять реал! Вот, мы взяли интервью у молодого бригадира… А если расспросить Эдиту Пьеху, скажем? Или предложить Брежневу… написать за него мемуары о Малой земле, послевоенных стройках и целине? Хотя… Нет, высовываться — это лишнее. Я, знаете, что придумал? Еще там, в будущем? Людей обзванивать! Известных, и не очень. Дескать, мы из будущего! И знаем твою судьбу, товарищ… Да хоть кто, лишь бы в Интернете засветился. К Брежневу я с буком точно не пойду, но можно же до людей донести правду, да так себя распиарить, чтобы все убедились — мы сверхинформированные! И тогда генсек сам станет искать с нами встречи, уверившись, что мы действительно оттуда.