Армагеддон. Книга 1

Он помнил. Мелом она написала то же самое слово у него на лбу и заставила его три раза обойти с ней квартал.

"Самое худшее, Ларри, в том, что ты хочешь, как лучше. Иногда мне кажется, что это было бы почти благом, если бы ты стал плохим. А так — ты вроде бы и знаешь, что такое плохо, но не знаешь, как противостоять этому. Да я и сама не знаю. Всеми известными мне способами я пыталась сделать это, когда ты был маленьким. Написать это слово у тебя на лбу — был один из этих способов… а к тому времени я уже начала отчаиваться, иначе я никогда бы не поступила с тобой так зло. Ты создан для того, чтобы брать, и этим все сказано. Ты пришел домой потому, что знал, что я могу тебе что-то дать".

"Я уеду", — сказал он, выплевывая каждое слово, как сухой комок корпии. "Сегодня".

Потом ему пришло в голову, что, возможно, он не сможет позволить себе уехать, по крайней мере до тех пор, как Уэйн не вышлет ему его следующий гонорар или, скорее, то, что от него осталось после того, как он перестал кормить свору самых голодных собак Лос-Анджелеса. Наличных денег у него почти не было. Эта мысль вселила в него панику. Если он уедет от матери, то куда он отправится? В отель? Да любой швейцар самого захудалого отеля посмеется над ним и пошлет его к черту. На нем была хорошая одежда, но они знали. Каким-то непонятным способом эти ублюдки все знали. Они чувствовали запах пустого бумажника.

"Не уезжай", — сказала она мягко. "Мне хотелось бы, чтобы ты не уезжал, Ларри. Я купила кое-какую еду специально для тебя. Может, ты уже видел. И я надеялась, что, может быть, нам удастся сыграть сегодня вечером партию в джин".

"Ма, ты не умеешь играть в джин", — сказал он, слегка улыбаясь.

"По центу за очко я тебя разделаю в пух и прах".

"Ну, если я дам тебе фору в четыреста очков…"

"Послушайте этого сосунка", — мягко усмехнулась она. "Может быть, если я дам тебе фору в четыреста очков? Ну, Ларри. Что ты скажешь?"

"Ладно", — сказал он. В первый раз за сегодняшний день он почувствовал себя хорошо, по-настоящему хорошо. "Знаешь, что я тебе скажу? Я заплачу за билеты на игру четвертого июля. На это пойдет небольшая часть моего сегодняшнего выигрыша".

"Внизу, в холле есть уборная. Почему бы тебе не сходить туда и не смыть кровь со лба? Потом возьми у меня из кошелька десять долларов и отправляйся в кино. На Третьей Авеню еще осталось несколько хороших кинотеатров. Но держись подальше от этих гнусных притонов на Сорок Девятой и на Бродвее".

"Скоро я буду давать тебе деньги", — сказал Ларри. "Восемнадцатый номер в хитпараде "Биллборда" на этой неделе. Я проверил у Сэма Гуди по дороге сюда".

"Это замечательно. Если ты такой богатый, почему ж ты только просмотрел журнал вместо того, чтобы купить себе номерок?"

Он почувствовал себя так, словно что-то внезапно застряло у него в горле. Он откашлялся, но ощущение не исчезло.

"Ну ладно, не обращай внимания", — сказала она. "У меня язык, что твоя норовистая лошадка. Если уж понесет, то не остановится, пока не устанет. Ты ведь знаешь. Возьми пятнадцать, Ларри. Считай, что берешь взаймы. Я думаю, что так или иначе они ко мне вернутся".

"Обязательно вернутся", — сказал он. Он подошел к ней и подергал край ее платья, совсем как маленький. Она посмотрела вниз. Он приподнялся на цыпочках и поцеловал ее в щеку. "Я люблю тебя, ма".

Она выглядела удивленной, но не из-за поцелуя, а либо из-за его слов, либо из-за того тона, которым он их произнес. "Ну, я знаю это, Ларри".

"Теперь о том, что ты говорила. О неприятностях. Я действительно слегка…"

Ее ответ прозвучал холодно и неумолимо. Настолько холодно, что это его немного испугало. "Я ничего не желаю об этом слышать".

"Ладно", — сказал он. "Послушай, ма, какой здесь лучший кинотеатр поблизости?"