Может быть, я бы начала с того, на чем мы остановились в прошлый раз. Он всегда в основном говорил сам. Для меня заводить разговор было как по минному полю ходить. Я слишком много времени провела с людьми, которые прощали мне грех неразговорчивости. С Эллой, которая любит меня несмотря ни на что. С Софией, которая живет по тайным законам другого мира. С Эдгаром, который сам настолько эксцентричен, что просто не замечает отклонения от нормы, даже если оно выскочит из какого-нибудь редкого первого издания и цапнет его за палец.
А Финч был совсем другим. Нам было кое-что нужно друг от друга, мы друг друга использовали. Он казался достаточно уравновешенным, чтобы опереться на него, когда я осталась совсем одна после исчезновения Эллы. Сама я думала, что злоупотребляю его добротой и любознательностью, ну, и его влюбленностью, однако на самом деле отношения между нами были более сложными. Когда я узнала, что он тоже использовал меня ради волшебства – что я была ему нужна из-за моей близости к волшебству, способности втянуть его в водоворот миров Алтеи, который снаружи выглядел гораздо красивее, чем внутри, – я готова была захлопнуть перед ним дверь.
Но он попал под действие злых чар и погиб.
То есть я так думала. А потом он каким-то непостижимым образом ожил и вытащил меня, яростно отбивающуюся (даже царапающуюся, если я правильно помню), из моей сказки. У меня почти не было времени на то, чтобы поблагодарить его. На то, чтобы его новый образ успел уложиться в голове поверх старого. Мой Финч так и остался для меня чем-то средним между худеньким беспокойным мальчишкой-старшеклассником, которого я знала давно, и покрытым шрамами сильным мужчиной с твердым взглядом, которого видела только мельком.
Новый Финч казался таким взрослым. Таким цельным. Но я готова поспорить – это была просто его новая броня.
Вот что я ему напишу. Знать бы только, как передать письмо.
20
Дженет хотела сначала встретиться с Иолантой. А Ингрид вообще идти отказывалась. Она была не похожа на Дженет – пришлую, чужачку, бродяжку по натуре. Ее корни уходили глубоко в почву этого мира, в самое его ядро, пусть даже теперь это ядро превращалось в дым.
– Мы не знаем, куда ведет эта дверь в таверне, – жестко сказал Финч. – Но если оттуда пахнет тем, к чему вы хотите вернуться, – это довольно прозрачный намек на опасность, согласны?
– Да, спасибо, я тоже в свое время сказки читала, – огрызнулась Дженет. – И, раз уж мы заговорили о сделках с дьяволом, – кто она, эта твоя девушка, что явилась неизвестно откуда и готова спасти нам жизнь?
– Странница, – ответил Финч, хотя и понимал, что сильно упрощает. – Она хочет денег и полагает, что я могу ей в этом помочь.
– Странница! Нет, вы только послушайте его! Да ты знаешь ли, о чем говоришь? Мы что тут, по-твоему, в игрушки играем? – Обычное хладнокровие Дженет таяло вместе с Сопредельем. Впервые в жизни Финч опасался, что так и не сумеет ее убедить и она никуда не пойдет.
– С этой дверью в таверне что-то неладно, – почти выкрикнул он. До сих пор он не признавался себе в этом до конца, но это была правда. Что-то в ней было фальшивое, скользкое. Даже эта уютная хоббитская округлость казалась злой насмешкой.
– Значит, варианты у нас такие, – проговорил он, уже негромко и спокойно. – Или мы остаемся и надеемся, что Пряха все исправит. Или решаемся рискнуть и тогда уходим завтра утром. Но в эту дверь никто из нас не пойдет.
В эту ночь Финч почти не спал. Да и никто из них не спал. Финч слышал в темноте приглушенные голоса Дженет и Ингрид за стеной. Они сами, без него, решат, остаться или уйти, ему остается только ждать. Его скудные пожитки были уже сложены, и все таинственные сокровища Сопределья тоже. Больше делать было нечего. Наконец беспокойство выгнало его из дома.