Джеймс отрицательно покачал головой.
– А если демон сказал правду, что это может означать? – прошептал Джеймс. – Что, если я действительно прихожусь внуком Принцу Ада?
– Ты всегда был добр ко мне, – пробормотал Джеймс. – Но если то, о чем я говорю, окажется правдой, Конклав не проявит ко мне снисхождения.
Джем взял в руки голову юноши. Пальцы его, как всегда, были прохладными, а лицо – молодым и в то же время древним. Неужели это возможно, подумал Джеймс, выглядеть не старше восемнадцати лет и в то же время так, словно у тебя нет возраста?
Он отпустил Джеймса и резким движением отстранился, будто испугался, что сказал слишком много.
– Да, – очень тихо сказал Джеймс. – Мне очень жаль.
Джеймс молчал. Ему уже пришлось хранить столько секретов – отношения с Грейс, атака демонов на мосту в Челси, возможная причастность Эммануила Гаста. Однако он не успел ничего ответить: во дворе раздался стук колес экипажа, какой-то грохот, затем, судя по звуку, парадные двери Института распахнулись.
Он бросился к окну. Джем беззвучно, как призрак, подошел и остановился у него за спиной.
Во дворе стояло несколько карет, но в холодном белом свете луны Джеймс мог различить только гербы Бэйбруков и Гринмантлов. Он услышал крики – Уилл и Габриэль бежали вниз по ступеням крыльца. Дверь экипажа Гринмантлов открылась, и оттуда вышли две женщины; они поддерживали какого-то мужчину. Его белая рубашка на груди была пропитана кровью, голова безвольно болталась, как у сломанной куклы.
Дядя Джем застыл неподвижно. На лице его появилось отстраненное выражение; Джеймс знал, что он мог мысленно общаться с другими Безмолвными Братьями и получать у них информацию.
Свет утреннего солнца был желтым, как сливочное масло. Он резал глаза Корделии, которая расхаживала по вестибюлю дома на площади Корнуолл-Гарденс, отделанному плиткой с мечами и звездами. Сона и Алистер крепко спали. Райза на кухне мурлыкала что-то себе под нос и пекла
В ту ночь Корделия ни на минуту не сомкнула глаз. Она очень сильно волновалась за отца, а кроме того, ей не давала покоя новость о Барбаре и новая тревога за Алистера; она не сумела заставить себя даже прилечь, не говоря уже о сне.
«Бедный Томас», – думала она. Бедная Барбара. Казалось, только вчера красивая, полная жизни молодая девушка танцевала с женихом на балу, с таким счастливым лицом гуляла с ним по Риджентс-парку.