–
Джеймс побежал к черному ходу.
Молодые люди молчали. Оскар уснул в траве, вытянув лапы. Мэтью взял свою книгу, заткнутую за ветку дерева, и отряхнул с обложки крошки коры.
– Грейс, – наконец, заговорил Томас. – Какая она? Мы с ней в жизни и двумя словами не перемолвились.
– Очень застенчивая, – медленно проговорил Мэтью. – Очень тихая. Вид у нее постоянно какой-то испуганный, но ею всегда восхищаются в обществе.
– Очень странно, – заметил Томас.
– Ничего странного, – возразил Кристофер. – Мужчинам нравятся женщины, которых нужно спасать и вызволять из беды.
Мэтью и Томас взглянули на друга с изумлением, но тот лишь пожал плечами.
– Я однажды услышал это от матери, – объяснил он. – Мне кажется, в данном случае она права.
– А как ты считаешь, эта Грейс влюблена в Джеймса? – спросил Томас. – Насколько я понял,
– Лучше бы это было взаимно, – процедил Мэтью. – Меньшего он не заслуживает.
– Не всегда человек любит именно того, кто заслуживает любви, – тихо произнес Томас.
– Может быть, ты и прав, – усмехнулся Мэтью. – Но еще чаще бывает так, что человек
Томас приложил палец к губам – в дверях появился Джеймс с каким-то письмом. Когда он приблизился к друзьям, те смогли разглядеть надпись на конверте, сделанную определенно женской рукой:
– Кто-то прислал сюда письмо для тебя? – с любопытством спросил Томас. – Это от Грейс?
Джеймс, который успел пробежать глазами несколько строчек, кивнул.
– Она не хотела писать мне домой, боясь навлечь на меня гнев Конклава. Она знала, что меня можно найти здесь; в любом случае, Мэтью обязательно нашел бы меня и передал письмо.
Он не сомневался в том, что во время его отсутствия друзья обсуждали его любовные дела, но сейчас это не имело значения. Увидев почерк Грейс, он испытал громадное облегчение, у него словно камень с души свалился. Завитушки ее почерка были знакомы ему так же хорошо, как леса, окружавшие Эрондейл-Мэнор.
– Ну, что она пишет? – поинтересовался Мэтью. – Она жаждет заглянуть в твои колдовские глаза и не может дождаться минуты, когда можно будет бесконечно перебирать твои черные, как смоль, локоны?