Тайнопись видений

22
18
20
22
24
26
28
30

– О Великие Боги! – выпалил настоятель. – О Великие Боги! Черный Дракон! Это я во всем виноват! Мальчик мой, это я виноват! Это я!

– О чем вы? – нахмурился юный провидец.

– Вы этого не помните, – испуганно шепнул старик. – Вы не помните. Вам было всего шесть лет. Вы гуляли по мосткам над озером, и вас кто-то столкнул в воду. Кто-то из детей позавидовал вам и столкнул в воду. В ледяную воду. Зимой. У вас была лихорадка, Кайоши. Вы заболели. Сильно заболели. Вы умирали у меня на руках. Мы обложили вас льдом, но жар уже не спадал. Мы приготовились к худшему, и тогда… Вы вдруг проснулись и сели, а потом начали смеяться. Я коснулся вашего лба, и он был прохладный. Вы сказали, что Змей наконец-то вышел из клетки. Что теперь вы сын Черного Дракона. И что вы убьете Ли-Холя. Вы так и сказали, Кайоши! Вы заявили, что убьете нашего императора!

Вы говорили странные вещи, то и дело переходя на совершенно незнакомые мне языки. Вам было всего шесть лет, вы не могли знать так много. Вы говорили со мной на равных. Как взрослый человек. И у вас изменился стиль речи. Изменились жесты. Даже вкусы в еде. Вы потребовали копченую рыбу. Вы терпеть ее не можете, я это прекрасно помню. Вы целые сутки прожили как Черный Дракон. Мы собрались всем скопом и подвергли вас сильнейшему гипнозу. Мы запретили Змею выходить из вашего подсознания. Он не появлялся десять лет, я уже забыл это, словно кошмарный сон. Неужели он вернулся? Он вернулся, чтобы убить вас за то, что вы отринули его из-за нас? Отказались выпускать его на свободу?

– Осита сказал, что когда я очнулся, то кричал, что вы все глупцы, проклятые Черным Драконом, – ошеломленно сказал Кайоши. – Я такого не помню.

– Мы должны повторить обряд, – глухо сказал настоятель, взяв себя в руки. – Мы запечатаем его снова.

– Бесполезно, – шепнул юный провидец. – Моя психика слишком неустойчива. Змей выбрался потому, что видения сводят меня с ума. Из-за этого ваше внушение ослабло. Неужели у меня и правда есть черный близнец, Цу-Дхо? Как вообще такое возможно?

* * *

Архипелаг Солнечный, о-в Солнце,

2-й трид 1020 г. от р. ч. с.

– Мне вот интересно, какой умный и дальновидный товарищ назвал этот остров Солнцем? – спросил Бавари, меланхолично перебирая гитарные струны и глядя в окно тарантаса, где напитанное влагой небо оседало мелкой моросью на исполинские секвойи. – Мы тут уже два тридня торчим, а я что-то не загорел, зато вот-вот отсырею.

Чинуш хмуро промолчал, кутаясь в плащ. Он еще не привык к местному климату, и после тепла Соаху северный остров казался особенно неприветливым. Повезло, что сюда не доставало холодное течение Большой Косы. Из-за этого на Солнце и близлежащих клочках суши – «лучах» – даже зимой сохранялась бесснежная погода.

– Ты такой приятный и разговорчивый собеседник! С тобой прямо хочется иметь дело! – сказал Бавари в обычном для себя стиле вежливого сарказма.

Чинуш нехотя глянул на него, отметив, что для усиления загара этой веснушчатой головешке придется пролежать под палящими лучами пару суток. И, сделав это, он не будет отличаться от чернокожих нанумбийцев ничем, кроме выгоревших волос цвета ольхового ствола. Глаза у Бавари были темные, хитрые и выразительные из-за длинных ресниц, которые он, будучи юнцом, даже подпаливал пару раз, чтобы придать себе взрослый вид. Теперь с этим успешно справлялась борода, и Бавари любил ее почти так же, как гитару. Обычно он носил очки, но сейчас они покоились в кармане, и мужчина близоруко щурился.

– Эй-эй, Чичи-и, ты скоро станешь гитарой, – зычно пропел он. – Твой лоб рассекают струны морщи-ин.

– Я сломаю твою бренчащую деревяшку и задушу тебя снятыми с нее проволочками, если ты еще раз назовешь меня Чичи, – сказал мыш приторно-сладким ядовитым тоном.

– Ох уж эти ваши нравы! – закатил глаза Бавари, откладывая инструмент. – Соахийцы держатся за имена, как утопленники за воздух, даже дружескую кличку не придумаешь. Никакого веселья.

«Чичи» раздражало мыша совсем по другому поводу: так звали попугая Такалама, а становиться вровень с пернатой тварью порченого старика было худшим издевательством, о котором Бавари, разумеется, и не догадывался.

– Хотя кое-что мне в этом нравится, – продолжал он. – Ну знаешь, эти взгляды, когда я с кем-нибудь знакомлюсь в Падуре. Смотрят, как на божество.

– Пока не узнают, что ты из Судмира, – хмыкнул Чинуш. – И в этот трагический миг людские глаза начинают источать ненависть черного солнца, и все сияние твоих трех слогов осыпается хлопьями пепла! Увы и ах!

– А я говорил, что у тебя уши, как у слонов на нашем гербе? Ты им, случайно, не родня?