Я подошел к висевшим у окна гравюрам и снова принялся их рассматривать. После дядюшкиной истории гротескные черты и глумливая ухмылка деревянного демона казались мне еще более зловещими, чем раньше.
Когда я стоял возле гравюр, сзади донеслось еле слышное поскрипывание. Обернувшись, я увидел, что дверная ручка медленно поворачивается.
– А ну прочь, – бросил дядюшка так спокойно и буднично, что я решил, будто это он мне.
Дверная ручка замерла, но чуть спустя снова начала поворачиваться.
– Кому сказал – вон! – уже решительнее велел дядюшка.
Тот, кто поворачивал ручку, отпустил ее, и та со щелчком встала на место.
Я подумал было, что это Франц приходил узнать, не нужно ли хозяину чего-нибудь еще, но потом услышал удалявшиеся по коридору шаги нескольких пар ног и снова уловил неясный шепот.
– Дядюшка, здесь живет кто-то еще? – осторожно поинтересовался я.
– Живет? – рассеянным тоном переспросил дядюшка. – Нет, Эдгар, здесь никто не живет.
В камине догорело и с треском провалилось сквозь колосники полено, и от этого в кабинете сразу стало темнее. Меня тесно обступили протянувшиеся изо всех углов тени. Краем глаза я заметил – или мне это просто почудилось, – как пошевелился демон на гравюре.
Я заставил себя еще раз всмотреться в его отвратительные черты – они, как и положено, были абсолютно недвижны. Я улыбнулся своей глупой фантазии.
– Отойди оттуда, Эдгар, – негромко сказал дядюшка. – На некоторые вещи нельзя смотреть слишком долго.
– Конечно, дядюшка, – ответил я, не желая лишний раз ему перечить.
Рядом с гравюрой висела небольшая картина, написанная маслом. Ее вставили в чересчур громоздкую для нее резную раму из красного дерева или какой-то другой столь же неприятной на вид древесины. Зато сама картина была гораздо симпатичнее гравюры с резным демоном.
Я не большой знаток живописи, а мальчишкой и вовсе ничего не смыслил в искусстве, однако картина мне понравилась, несмотря на то что покрывавший ее лак со временем потемнел, и от этого пейзаж со старинным домом и садом выглядел несколько мрачнее, чем было задумано изначально. Так, сад позади дома стал теперь почти совсем черным. Но это не помешало мне разобрать подпись художника: А. Тревэйн.
– Ее написал молодой врач, – сказал дядюшка Монтегю из своего кресла. – У него, как мне кажется, был настоящий талант.
– Атмосфера на картине какая-то странная, – заметил я.
– Ты прав, – согласился дядюшка Монтегю. – Она странная. Иди, присядь к огню – я расскажу тебе почему.
Приношения
Дом священника в Грейт-Уиткоте, графство Суффолк, представлял собой внушительное здание из серовато-оранжевого кирпича, построенное в середине XVIII века и крытое голландской черепицей. Его фасад выдавался вперед двумя полукруглыми эркерами с большими окнами с частым белым переплетом, смотрящими на посыпанную гравием подъездную дорожку и крошечный фруктовый сад с поваленным грецким орехом. Между эркерами помещалась входная дверь винно-красного цвета, обрамленная двумя колоннами.