– Ну мам! – попытался поспорить Роберт.
– Ступай немедленно, мой мальчик, – сказал отец. – Делай, что говорит мама.
Роберт прищурился и сделал глубокий вдох.
– Хорошо, отец. – Он встал со стула. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, дорогой, – сказала матушка.
– Спокойной ночи, – сказал доктор Тревэйн.
– Спокойной ночи, сэр, – ответил Роберт и пошел к себе наверх.
Ему были безразличны их дурацкие тайны. Скучнейшая история дома ничуть его не интересовала. Услышав, как внизу матушка извиняется за его поведение, он довольно улыбнулся. Какое ему может быть дело до того, что они думают о нем? Какое ему дело до всего, о чем они думают?
Воскресным утром преподобный Сэквилл произнес первую проповедь на новом месте. Прихожанам она понравилась: миссис Сэквилл краем глаза видела, как в конце службы многие из них удовлетворенно кивали и одобрительно перешептывались. На залитом солнцем крыльце к преподобному подошел доктор Тревэйн, пожал руку и тепло поздравил с успехом у паствы.
Роберт стоял рядом, с трудом сдерживая зевоту. Чтобы как-то занять себя, он задрал голову и принялся рассматривать замшелых гаргулий, которые словно соревновались друг с другом в уродстве, рассевшись рядком вдоль церковного карниза. Одна из них – та лыбящаяся тварь, что расположилась ближе других к колокольне, – показалась ему подозрительно знакомой.
– Где ты был? – спросила матушка, когда утром следующего дня Роберт вошел в гостиную.
– В саду, – ответил он. – Ты не знаешь, где можно взять молоток?
– Молоток? – удивленно улыбнулась матушка.
– Да, – деловым тоном сказал Роберт. – И гвозди.
– Нет, дорогой, боюсь, я этого не знаю. А почему ты вообще об этом спрашиваешь?
– Потому что мне нужны молоток и гвозди, – хмуро ответил он.
– Наверное, мистер Феннер…
Но Роберт, не дожидаясь, пока матушка договорит, вышел прочь.
Миссис Сэквилл вздохнула и снова взялась за книгу, от которой ее отвлек сын, но скоро поняла, что больше не в настроении читать. Она вдруг ужасно захотела выпить превосходного портвейна, который принес доктор Тревэйн, но испугалась попасться на глаза служанке, которая могла невесть что подумать о хозяйке, застав ее в одиночестве с рюмкой в одиннадцать часов утра.
Будучи супругой священника, миссис Сэквилл испытывала от этого ничуть не меньшие неудобства, чем Роберт – от того, что приходился священнику сыном. Она всей душой любила мужа, а тот в высшей степени благосклонно относился к ее взглядам на женскую эмансипацию, и тем не менее она жаждала большего.