–
Мое лицо, видимо, стало настороженным, поскольку до меня дошло вдруг очевидное: Ян желал меня так же сильно, как я желала отыскать Джеймса. И я действительно должна была его найти – или, по крайней мере, отыскать ответы на вопросы по поводу его смерти. Это был единственный, на мой взгляд, путь, чтобы продолжать жить дальше.
Я показала Яну проспект галереи. Он вскинул бровь:
– Это что, та самая студия?
Я кивнула.
– Вот скажи, разве эти картины не похожи на работы Джеймса?
– То есть ты и правда считаешь, что все это время он жил себе спокойно в Мексике и рисовал? – Ян внимательно посмотрел на проспект и пожал плечами. – Стиль вроде как похож. Трудно сказать. Слишком тут все мелко.
Я всмотрелась в изображение картин.
– Я могу сказать.
Ян снова глотнул из бутылки.
– По мне, так все картины одинаковы.
– Так же, как и твои снимки – такие же, как у других фотографов?
Ян, скривившись, поставил пиво на стол.
– Намек понял.
Я вновь придвинула к нему буклет:
– Джеймс однажды объяснял мне, что у каждого художника существуют вполне определенные особенности его художественного стиля. Ван Гог, к примеру, писал цветовыми пятнами. Моне расщеплял цвета, красками передавая восприятие света. Кинкейд с удивительной достоверностью изображал свет – его картины словно сияют изнутри. У Джеймса тоже были свои особенные черты.
Ян наклонился над столом:
– Так, и что я должен тут увидеть?
– Излюбленной техникой Джеймса была акриловая живопись. Акриловые краски высыхают быстрее масла. Работая над крупным замыслом, он смешивал сразу большую порцию красок, чтобы обеспечить в картине постоянство цвета. И один из его излюбленных цветов был голубовато-зеленый. Он еще называл его: «
– Блюз моей малышки[18]? – насмешливо фыркнул Ян.