Зов Полярной звезды

22
18
20
22
24
26
28
30

Сунулся в дверной проем (створка мотылялась на одной петле – сорвало взрывом) и увидел возле своей тумбочки согнувшуюся фигуру. Сердце дрогнуло: есть живые! Но тут же подумал: с чего вдруг на этом человеке униформа интенданта и, главное, с какой стати он копается в чужих пожитках?

Вадим потянул вверх «мосинку». Она звякнула о порог, и рывшийся в тумбочке обернулся. Перед Вадимом забелел матерчатый противогазовый намордник.

Сей же миг в направлении двери вытянулась рука с «браунингом». Вадим шатнулся влево, смертоносная пчела вжикнула, зацепив гимнастерку.

Вскинул свое оружие, позабыв, что оно разряжено, но тут за спиной бахнула немецкая бомба, и Вадим полетел кубарем в казарму, сшибив с ног своего противника. Все закрутилось, будто бомба принесла с собою смерч, а потом кто-то смятенно заблажил:

– Вадим Сергеевич! Вадим Сергеевич, очнитесь!

Вадим осознал, что лежит на полу теплушки, затылок ноет от ушиба, поезд стоит, под спину, обжигая, подтекает кипяток из упавшей со стола кружки, а Барченко, высунувшись из своей клети, перекрикивается с кем-то в глубине вагона:

– Что там?.. А машинист?.. Где Чубатюк?..

Вадим ухватился за край топчана, сел.

– Что стряслось, Александр Васильевич?

Барченко повернулся к нему.

– Состав остановился. Так порывно, что вас с лежанки смело, да и аз на стопах не удержался… И еще я слышал, как что-то взорвалось!

Глава IV,

повествующая о тернистом пути экспедиции в крае вечной мерзлоты

Заслуженный путиловский локомотив, остановленный на полном ходу, надсадно чадил и харкал паром. Над заиндевелыми карельскими березами висел серенький осенний день. Паровозный дым смешивался с низкими тучами, сажа хлопьями оседала на схваченную заморозком насыпь. По обе стороны дороги был только лес, никакого жилья.

Вадим и Барченко выскочили из вагона. К ним уже мчался на своих корявых ногах матрос Чубатюк.

– Все в ажуре, Сан Силич! – извергал он из луженой глотки многопудовые слова. – Там какая-то шантрапа… в гроб ей ведро помоев!.. пути подорвала. Шпалы внахлест, рельсы разворочены… Хвала святым помидорам, машинист вовремя успел ход застопорить.

– Жертвы есть? – первым долгом спросил Барченко.

– Нет. Все целы.

Вдоль состава уже табунились покинувшие свои теплушки пассажиры. Макар, загребая руками, проложил путь себе и Барченко, а заодно пристроившемуся в кильватере Вадиму.

Перед ряхой паровоза с намалеванной на ней звездой чернела глубокая ямина. До нее было саженей десять, машинист остановил поезд вовремя. Застопори он движение двумя-тремя секундами позднее, и локомотив свернул бы под откос, увлекая за собой связку вагонов. Искромсанные шпалы валялись как попало, некоторые одна на другой. Торчали закрученные в спирали рельсы.