Зов Полярной звезды

– Не помните? – Александр Васильевич пыхнул трубкой. – Я так и знал. Жалко… Работа ручная, талисман не в магазине куплен. Возможно, это ниточка к вашему прошлому, но сейчас ее бесполезно тянуть – конца не видно. – Он повертелся, чтобы удобнее устроиться на продавленном диване, из чего Вадим заключил, что самая важная часть беседы еще впереди. – Ладно, спрячьте вашу ладанку – авось она свою роль еще сыграет… А теперь давайте обсудим то, что мы с вами зрели на пленке. Наличествует у вас какое-нибудь мнение?

– Не думаю, что я компетентен, – заговорил Вадим, гадая, куда клонит высокомудрый курильщик. – Случай кратковременного помешательства или что-то в этом духе. По-другому не истолковать.

– Повторюсь: Бехтерев и его подручные не обнаружили у бедолаги никаких признаков полоумия, а они на этом собаку съели. И опять же – откуда силушка былинная? Это к симптомам душевной болезни не припишешь.

– Мне вчера попалась старая подшивка «Неврологического вестника», там была статья о проявлениях необычайной силы у некоторых безумцев…

– Нет, нет! – не дал договорить Александр Васильевич и замахал вынутой изо рта трубкой, от которой зазмеился длинный духовитый шлейф. – Разве вы не видите, что это совсем другое?

– Что же это? – спросил Вадим. – Вы-то сами знаете ответ?

– По крайней мере, догадываюсь… Подайте-ка мне вон ту книжицу с третьей полки. Нет, не эту… ту, что рядом, в деревянном переплете.

Вадим снял с полки тяжеленную глыбу, заключенную вместо обложки в отполированные тысячью рук дощечки. На передней крышке было вырезано заглавие: «Записки думного дьяка Алая Михалкова, присовокупленные к писцовой книге о Кольских луках».

– Дайте сюда. – Александр Васильевич взял у Вадима книгу, благоговейно раскрыл ее на середине, перевернул пяток страниц. – Продувная бестия был этот Алай Михалков… Направили его в начале семнадцатого века вместе с подьячим Мартемьяновым в Кольский уезд, тяглое население переписывать. А он, не будь дурак, стал у мнихов Печенгского монастыря и у посадских мзду вымогать, в обмен обещал размер их угодий занизить, чтоб, значит, с них подати меньше брали. А тем, кто отказывался, наоборот, завышал… Но мы сейчас не об этом. Вот! – Найдя нужную страницу, Барченко повел пальцем по строчкам. – Покуда Алай писцовую книгу составлял, компаньон его Мартемьянов вел что-то вроде дневника, куда записывал разные разности… Слушайте! – И, сдвинув очки на кончик носа, он стал нараспев читать: – «Приключился намедни жах. Лопин из местных, по прозванию Харьяг, впал внезапу в неистовство, зачал каменцы тяжкия в небеса метать, рыки производить утробныя и словесы изрекати, каковых ни един наш толмач уразуметь не мог. Опосля чего, ближних своих помяша изрядно, устремил стопы на север и потонул в болотине. Никто же его остановити не решахуся, ибо стать его плотская такою могутностию налились, что ни единому витязю не пересилить…» Ничего вам не напоминает?

Барченко хитро жмурился на Вадима из-за толстых стекляшек.

– Позвольте! Значит, это явление уже описано?

– Неоднократно. – Барченко захлопнул фолиант и чихнул от поднявшейся пыли. – Есть сведения, что в тысяча семьсот девяносто втором году на промысловой шхуне купца Рыбина занемог цингой его сын Алексей. Плыли они тогда в высоких широтах, в Баренцевом море. Мальчишка уже при смерти лежал, как вдруг северное сияние полыхнуло. И что вы думаете? Этот полумертвый с одра своего вскочил – и бегом на палубу! Матросы его за руки, а он расшвырял всех, как котят, и за борт. Стал грести в сторону полюса, но вода стылая была, конечности холодом сковало, и утоп он, как тот лопин. В прошлом столетии похожий припадок наблюдался сразу у семидесяти казаков, а лет эдак двадцать пять тому назад двое норвежцев убежали по льду, а когда их ловить стали, они зарубили топором штурмана и вырвались…

– Так что же это такое, Александр Васильевич? – допытывался Вадим. – Болезнь?

– Названий сему – легион. – Барченко раскурил погасшую трубку. – Арктическая истерия, меряченье, зов Полярной звезды… Якуты говорят: мэнэрик – то есть «делать странности». Академик Бехтерев относит это состояние к психопатологическим. Проявляется оно по-разному: человек может помимо воли подчиняться приказам извне или копировать действия других людей… При этом он обретает силу невиданную, становится нечувствительным к боли, лезет напролом. Представляете, на что способна толпа, если она поражена таким приступом?

– Боюсь представить… Кто же подвержен этой арктической истерии и чем она вызывается?

– Жертвами в первую голову становятся лопари – аборигены Кольского полуострова. Но не только. Как мы видели, накрыть она может любого, кто заглянет в те места и разгневает тамошних духов. Да-да! Лопари доказывают, что их боги живут в подлунном дворце и зорко бдят оттуда за тем, что творится на грешной земле. И ежели кого-то надобно изъять из земного жития, распахивается оконце, оттуда бьет избранному в темечко луч, который отключает его от окружающего мира… душа втягивается через это оконце в потусторонний резервуар, а телесная оболочка, лишившись главнейшего содержимого, идет себе куролесить…

– Однако душа иногда возвращается…

– Духи – они разборчивы, присмотрятся потщательнее да и поймут, что не тот кувшин опростали. Заполняют его обратно.

Издевается или как? Вадим буравил шефа пристальным взглядом, а тот все попыхивал трубкой и ничем не выдавал своего отношения к рассказываемой бредятине.

– Но вы же не верите во всю эту ересь, правда?