Опоздал. Заскрипело, затрещало, взвился пух под лыжами, и прочный волосяной аркан, вырвавшись из-под наста, захлестнул лодыжку Макара. С натужным скрежетом распрямилась пригнутая и хитро замаскированная береза. Конец аркана был привязан к ее верхушке, и Макара, как былинку, подкинуло к чернеющему вечернему небу. Перевернутый вниз головой и подвешенный за голень, он болтался тряпичным паяцем, раскачивался, обмахивая присыпанные снеговой пудрой березовые сучья.
– Чучундра вазелиновая, клизма в онучах, жаба вислоухая! – разорялся Макар уже непонятно по чьему адресу. – Чтоб вас всех в гудрон закатало… Снимите меня отсюда!
Но его судьба мало кого взволновала – он был в пределах видимости, жив и на первый взгляд невредим. А вот что стало с Аристидисом?
Барченко рванул вперед, к тому месту, где сгинул греко-индус, но Хойко оказался проворнее и уже стоял на краю черного провала, над которым кружилась сахаристая взвесь.
– Целый, шигь ли томтсуввэ!
Александр Васильевич, Вадим и последовавшая за ним Адель скучились на краю ямы, с опаской глянули вниз.
Это была рукотворная копанка, глубокая и поместительная. Из дна торчали заостренные колья, а между ними в неподражаемой позе, раскорячив ноги с лыжами и руки с палками, висел Аристидис. И как он сумел, падая, так удачно растопыриться? Не иначе паранормальные способности помогли.
– Вы не пострадали? – крикнул в яму Барченко.
– Нет, – отозвался Аристидис флегматично, и уже эта интонация доказывала, что он не лукавит.
Хойко отцепил от пояса скрученную в бухту пеньковую веревку, соорудил петлю, со сноровкой завзятого рыбака подвел ее под Аристидиса, подсек… в смысле, потянул вверх. Индо-грек заперебирал палками по стенкам зиндана, Вадим и Барченко подсобили, и вскоре отряд облегченно вздохнул, увидев своего товарища, вернувшегося на свет.
– Эй, корюшки пупырчатые! – долетело из поднебесья. – Никто не хочет в мою сторону веслом помахать? Давайте в темпе вальса!
Хойко белкой взобрался на березу, примерился уже перерезать привязь, на которой дрыгался горемычный Чубатюк, но вовремя сообразил, что, рухнув всей своей массой с высоты, Макар может покалечиться. По команде Барченко четверо солдат растянули под деревом полотнище палатки. Хойко полоснул ножом по веревке, и Макар свалился, причем полотнище под ним прорвалось, а все четверо спасателей попадали, как сбитые кегли.
– Эх вы, верблюды кривоногие! – пожурил их Чубатюк, потирая ушибленный загривок. – Ласты вам на смородине развешивать, а не в армии служить…
Этим разнос и ограничился. Адель, заметив на виске Макара ссадину, предложила продезинфицировать, но он только отмахнулся:
– На хрена еноту ландыши? Обойдусь…
Снял с ноги обрезок аркана, повертел в татуированных клешнях.
– Откуда эта шмотулина взялась?
– Ловушка, – высказал предположение Вадим. – Лопари на зверя поставили.
Барченко смерил глазом березу, с которой сняли Макара, заглянул еще раз в копанку.
– То, что ловушки, – сие очевидно. Но на тварей ли неразумных? Не человеков ли улавливать вознамерились?