Зрелище произвело на Вадима неприятное впечатление. И дело не в том, что при виде варева из солонины заныло в желудке (кулинарное искусство Прохора не вызывало ничего, кроме очистительных позывов). Этот тесак… эти отлетающие ошметки… Вспомнилось, как Подберезкин стоял над катавшимся по земле Непей-Пивом. Стоял и смотрел. А если перед тем он его сам того… ножичком по горлу?
– Макар, а ты Прохора давно знаешь?
– Сколько и ты. Мерзопакостная личность, сто дикобразов ему в хайло…
Емко высказался Чубатюк, ни убавить, ни прибавить.
Мерзопакостная личность, будто услышав, что о ней говорят, недобро уставилась на них, тесак повис в гамадрильей руке. Вадим отвернулся и ушел к себе в теплушку.
Починив клапан, двинулись дальше. В Имандре их предостерегли: рельсы на следующем перегоне расшатаны, давно никто не поправлял, надсмотра нет. Поэтому поезд шел тихо, врастяжку погромыхивал на стыках. Вадим вышел в тамбур, сел и, как давеча Чубатюк, свесил ноги наружу. Мимо проплывали отягощенные плотной, как броня, хвоей сосны и ели. Их малахитовый цвет соседствовал с чернотой обезлиствевших берез и осин. Порошило, снежинки звездочками оседали на шинели Вадима и медленно таяли.
Заскрипела дверь, к Вадиму присоединился Барченко, но не сел, а встал за спиной, раскуривая трубку.
– О чем печалуетесь, Вадим Сергеевич?
– Ни о чем… Вот смотрю и не могу отделаться от мысли, что я в этих краях уже бывал.
– Ну-ка, ну-ка. – Барченко опустился на корточки, чтобы колесный перестук не мешал слушать. – Это из чего вы такое заключили?
– Да тут все мне знакомо! Северная природа… елки точно так же промелькивали… Только железной дороги не было, ехали по тракту на конях…
– Это из прошлой жизни, что ли? Да, раньше здесь Кольский почтовый тракт пролегал. Еще в эру махрового царизма.
– Не в прошлой. Недавно… – Вадим напрягся, выцарапывая из памяти разрозненные крупицы. – Кожаные куртки… как у нас… пистолеты… я совсем молодой… и сугробы кругом, мороз…
– Еще что-нибудь вспомните?
– Нет. – Отер ладонью взопревший лоб. – Больше ничего…
Барченко поворочал в трубке палочкой, разгреб тлеющий табак, овеял себя душистым дымком, который мгновенно унесло ветром.
– Вы читали про дежавю? О нем писали Бергсон, Буарак, Фрейд… Это из разряда ложных воспоминаний – когда вам мнится, будто вы уже пребывали в таком-то месте и в таких-то обстоятельствах. Иногда картинка очень явственная, но начинаешь разбирать – где, когда, с кем, – и она рассыпается. Случалось с вами подобное?
– Случалось. Но сейчас не то… – Вадим досадливо покрутил головой. – Не дежавю. Другое.
– А вы не пыжьтесь. Насильно мозгу мил не будешь. Выдастся минутка, проведу с вами еще сеанс. Достроим картинки.
Железнодорожная станция Оленья, появившаяся на географической карте всего семь лет тому назад, когда Мурманку тянули к Кольскому заливу, представляла собой несколько деревянных хибар, в которых ютился обслуживающий персонал, возглавляемый кряжистым помором с библейским именем Лука. Здесь группа Барченко покинула поезд, который потащился далее на север, к Мурманску.
ebooksa