Аннеке снова затуманилась.
– Его нет.
– Умер?
– Не знать. Он быть, а теперь его нет.
Сплошные недомолвки! Вадим подумал, что не нужно сейчас лезть девушке в душу. Решил заговорить о том, что представляло профессиональный интерес:
– Аннеке… ты говоришь, твой дедушка – нойд. По-нашему это вроде ведун, чародей… Он же не только больных лечит, но и знания древние хранит, так?
– Так. В нашем племени он больше всех знать.
– А знает ли он, что такое меряченье? Или как это у вас… зов Полярной звезды.
Аннеке отдернулась, как будто он сказал что-то, внушившее ей ужас. Зашарила руками по плечам, занавесила косичками лицо.
– Нет! Про это он никогда не говорить. А тебе не надо спрашивать.
– Аннеке! – Вадим потянулся к ней. – Для меня это очень важно! Я же вижу, что ты что-то знаешь… Скажи!
Она подхватилась на ноги, его просьба и тот пыл, с которым он говорил, испугали ее.
– Нет! Я не сказать! Нельзя!
Вадим собрал все силы, привстал, схватил лопарку за худосочные плечики.
– Если не скажешь ты, я спрошу у твоего дедушки.
Она испугалась еще больше.
– Нет! Ты молчать! Он ничего тебе не ответить… Никогда!
Аннеке толчком (экая жилистая!) отбросила его от себя. Вадим не совладал с накатившей слабостью, опрокинулся на оленью шкуру. Аннеке, метнувшаяся к выходу, остановилась, вернулась назад. Милосердие в ней перевесило все племенные табу.
– Я сделать тебе больно?
Вадим, лежавший в одной рубашке и кальсонах, разорвал ворот, стало легче дышать.