– Макс, пожалуйста, давай просто уйдем отсюда.
Я наклоняюсь и касаюсь его плеча. Но это бесполезно. С таким же успехом я могла бы попытаться сдвинуть с места камень.
В гостиной Герцогини зажигается свет. Я вижу их в окне. Вижу их головы и шеи, подсвеченные золотистыми лампами, в свете которых их волосы кажутся одного цвета – бесцветного, непонятного. Я вижу вуаль на лице Кексика. Вуаль на лице Жуткой Куклы. Должно быть, они просто не смогли
Я поднимаю топор. Прячу под пальто так, как Жуткая Кукла делала это у меня на глазах сотни раз. Словно краденый кошелек, бальзам для губ или ключи от дома.
Услышав тяжелый звук моих шагов в коридоре, ониначинают звать его по имени.
Когда я захожу в гостиную с топором под пальто, они резко замолкают. Они удивлены, очень удивлены, увидев меня. Может, даже напуганы? Выражение их лиц трудно разобрать под вуалями. Вуалями Авы. Как и раньше, они сидят полукругом на замшевом диване. Похоже, у них тут что-то вроде предрассветной коктейль-вечеринки. Всюду мерцают фужеры из-под шампанского.
– Саманта. Должна признаться, мы удивлены.
– Да уж, очень.
– Какого черта
Виньетка просто хлопает ресницами, глядя на меня. Подтягивает ажурные перчатки. Она в черном. Они все в черном. На них винтажные платья тонкого кроя. Каждое платье – словно младшая и чуть менее красивая сестра главного, того, в которое облачена Герцогиня, которое я знаю так хорошо, что вид его, да еще и на ней, подкашивает меня. Я слышу на нем остатки озонового парфюма и аромата зеленого чая. У меня подгибаются колени. Мне физически больно смотреть на него.
– Саманта, мы чувствуем, что ты очень…
Герцогиня смотрит на меня. Ну? Уорреновская версия цыганки из парижского метро, которая смотрела, не отводя взгляд. Ее улыбка, парящая над волнами черного шелка, – все оттенки ненависти в одном флаконе. Я смотрю на нее, в ушах – грохот вагона в метро, а в руке – ручка топора.
Осталось сделать лишь одно.
Единственное, что можно сделать и что мне осталось.
– Зачем? Зачем вы это сделали?
Мои слова зависают в стерильном золотистом свете ее гостиной, как пыль.
– О чем ты говоришь, Саманта?
– Саманта, мы боимся, что вообще не понимаем, о чем ты говоришь.
Я поняла, они хотят, чтобы я произнесла это вслух.