Мерцающим огоньком здесь оказался не факел, а десятка два толстых свечей, расставленных на полу. Сначала Никите показалось, что расставлены они хаотично, и лишь присмотревшись, он увидел замысловатые рисунки и надписи на грязном бетоне, в которые и были вписаны свечи. Значит, ритуал будет проходить здесь.
Легкий шорох в углу привлек его внимание, и Никита почувствовал, как внутри все сначала похолодело, а затем оборвалось и тяжелой ледяной глыбой ухнуло вниз. В углу большого помещения кто-то лежал. Никита с трудом разглядел хрупкую фигурку, свернувшуюся на полу калачиком, со связанными веревкой руками. Длинные розовые волосы разметались по полу, с губ девушки сорвался стон.
— Яна?
Никита в два счета очутился возле нее, понимая, что, если Павел только попробует что-нибудь сказать, ему будет плевать на все: он его ударит. Но тот ничего не сказал, вообще будто забыл о существовании Никиты, подошел к рисунку из свечей и что-то говорил Шариссе на французском.
Никита бережно приподнял Яну за плечи, одновременно рассматривая на предмет повреждений. Повреждений вроде бы не было. Яна шевельнулась в его руках, с трудом приоткрыла глаза, будто только что просыпалась от тяжелого сна.
— Ник… кита… Андреевич? — прошептала она.
— Тихо, — Никита убрал прядь розовых волос с ее лица, затем повернулся к Павлу и требовательно спросил: — Зачем она здесь?
Павел бросил на него недовольный взгляд.
— Участвует в ритуале, это же очевидно, — отмахнулся он как от надоедливой мухи.
Как она может участвовать в ритуале? Ведь две пары уже есть, он, Никита, приемник, при чем тут Яна?! Все это ему хотелось проорать, но получилось спросить почти спокойно. Павел снова усмехнулся, на этот раз снисходительно. Всем корпусом повернулся к нему и посмотрел почти с жалостью, как смотрят на глупое дитя.
— И что же за ритуал ты нашел? Хотя можешь не отвечать, пожалуй, я знаю: прочитал в книге моего отца, да?
Никита кивнул, по-прежнему бережно удерживая Яну за плечи, а та прикрыла глаза и опустила голову ему на колени. Похоже, Павел ее чем-то опоил и только сейчас она приходит в себя.
— Тогда ты знаешь, что для ритуала нужны пары. Но с чего ты взял, что я остановлюсь на двух?
Никита едва не застонал. Какой же он идиот! С чего он взял? С того, что Яне приснился сон о нем, и Никита почему-то решил, что он станет последней жертвой. Не пятой, а последней. А ведь правда, почему? Потому что ему так хотелось? Так ему не хотелось вообще быть жертвой! Ни первой, ни последней, ни пятой, ни десятой. Может, и хорошо, что его не взяли в следователи? Какой из него следователь?
— Но… если мы с Яной станем третьей парой, кто будет приемником?
Павел внезапно расхохотался. И Никита понял все раньше, чем тот озвучил. Никита думал, что нужен Павлу в качестве приемника, потому что он экстрасенс, экстрасенсу будет безопаснее собрать всю силу. Но Павел думал о собственной безопасности, а не приемника. И для него будет лучше получить силу от родственника. А уж выживет при этом приемник или нет — какое ему дело?
— Савелий Павлович? — прошептал Никита, инстинктивно крепче прижимая к себе Яну.
Будто в подтверждение его слов что-то грохнуло в темноте, и из нее вышел высокий крепкий мужчина, в котором Никита с трудом узнал Владимира Алексеевича Макарова. Он видел фотографию доктора, но мужчина перед ним мало походил на улыбчивого врача в белом халате, каким Никита его запомнил. Сейчас Макаров был неопрятен, дорогой похоронный костюм на нем измят и грязен. Влажная земля усыпала не только пиджак, брюки и ботинки доктора, но и путалась в темных волосах. Никита зацепился за эту грязь как за очередной ментальный гвоздь, думая о том, что Макаров, должно быть, сильно измазался в земле, когда вылезал из могилы. С тех пор прошло много времени, но ведь зомби наверняка мало шевелился, потому и не отряхнулся до конца. Земля оставалась только на местах преступления, где ему приходилось так или иначе интенсивно работать.
Никите с трудом удалось отцепиться от «гвоздя» и вернуться к происходящему. Макаров легко нес на плече бесчувственное тело Шевелева-старшего. Осторожно переступая горящие свечи, он вошел внутрь рисунка и сгрузил Савелия Павловича в центр.
— Свободен, — раздраженно приказал Павел, но Никита обратил внимание, что ушел Макаров не сразу, а лишь когда что-то прошептала Шарисса. Очевидно, зомби до сих пор слушается не Павла, а создавшего его бокора. И так же очевидно, что Павла это раздражает.