Голоса из подвала,

22
18
20
22
24
26
28
30

Отвернувшись, она бросила мятую, перепачканную остатками мороженого обертку в корзину для мусора. И тут же, как будто ничего не случилось, шаловливо слизнула подтаявшую капельку с кончика пальца. Чуть прикусила нежно-розовый ноготок перламутровыми, влажно поблескивающими зубками.

Пахло южным морем, и сладкими мандаринами, и ее духами. У Тимура голова закружилась от нахлынувшего желания. «Мужик ты или нет?!» – закричал внутренний голос. Руки сами собой потянулись к Юле. Но та, смеясь, повела плечами, легко разомкнув объятие. Надула губки:

– Ну, Тимка! Люди же вокруг, увидят… – А у самой в глазах словно чертики танцевали, сверкая копытцами.

Как будто два года назад людей вокруг не было. Или в прошлом году.

Если уж на то пошло, чужие взгляды не мешали Юле и весной, во время мимолетного романа с очередным приезжим спортсменом. Тимур тогда бесился, потому что она не отвечала на звонки и сообщения, но поделать ничего не мог – друзья же, просто друзья, ты помнишь? Он помнил, но дома сидеть не было сил. Истосковавшись по танцующим в Юлькиных глазах дьяволятам, вызвал такси, приехал в ее район, стал бродить там бесцельно, с глупой надеждой увидеть, если повезет, хотя бы мельком. И увидел: и ее, и этого, с каких-то там сборов какой-то там сборной, целующихся прямо на остановке. Все внутри него в тот момент перевернулось. Нахлынули обида, и горечь, и постыдное чувство ревности, которое потом еще долго выжигало нутро, душило сырой от пота и слез подушкой по ночам.

Много раз он хотел остановиться, бросить все. Сжечь мосты, начать с чистого листа… Юля не позволяла. Она могла быть очень убедительна, когда и если ей того хотелось. «Любовь приходит и уходит, – говорила она. – А дружба – это навсегда».

«Ты, Тимка, мой самый лучший друг», – говорила она, мягко тыкаясь затылком ему в плечо. И он снова все ей прощал, внутри снова цвела пышным цветом надежда – ну, может, когда-нибудь, когда она поймет, когда посмотрит на него другими глазами… так, как смотрела пару лет назад.

Солнце поднималось к зениту. Тень скукожилась, заползла от жары под кипарисы. Юля предложила прогуляться до центра. Они неторопливо шли по парку, мимо высохшего фонтана с сухими листьями и мятыми банками из-под «Яги» на дне. Шли, аккуратно обходя играющих в салки детей и их мамаш, обмахивающихся дешевыми бумажными веерами. Подошвы шуршали по усыпанной песком и гравием дорожке. Выйдя на аллею, оказались под сенью магнолий, широкие листья-лодочки которых ненадолго спасли от июльского зноя. Обогнули «Макдоналдс» – когда-то, еще до университета и до их с Юлей знакомства, – первый в городе, а теперь лишь один из многих, самый маленький и невзрачный. Миновали пустующую площадку для скейтбордистов, нырнули в подземный переход на проспекте Курортников и выплыли на площади у гостиницы «Москва».

Все как тогда. Тот же маршрут, что и два года назад, только между ним и Юлей больше нет магии, делающей людей счастливыми. Между ними – думал Тимур, чувствуя, как стекают по спине под футболкой капельки пота, – душная недосказанность.

За прозрачными дверями постояльцы лениво растеклись под кондиционированной прохладой гостиничного холла: кто на креслах у кадки с карликовыми пальмами, кто облокотившись на стойку ресепшена. Словно рыбы посреди искусственного снега в открытом морозильнике. В стекле, в отражении, Тимур видел себя и Юлю, и вспоминал, как два года назад она говорила:

– И все-таки, Тимка, мы хорошо смотримся вдвоем.

Издевается? Иногда ему казалось, что все ее слова про дружбу – просто пыль в глаза. Вот зачем, зачем давить на больное, сыпать соль на раны? Он спросил ее как-то об этом темным вечером, туша окурок о ладонь так, чтобы Юля видела и чтобы поняла, насколько все серьезно. А она вздохнула. И пожалела, и обняла, и по голове погладила. Шепнула с легкой грустинкой: «Ну да, ну да… Мы в ответе за тех, кого приручили».

Стиснув зубы, Тимур промолчал. Отвернулся, делая вид, что смотрит на двух дряблых бледнокожих пенсионерок в соломенных шляпах с огромными полями, выгуливающих на площади перед гостиницей пекинеса. Потому что в ответе за тех, кого приручили. И еще, возможно, потому, что хорошо смотрятся вдвоем.

– А представляешь, какими мы будем, когда состаримся? – все пыталась разговорить его Юля.

– Как эти, – кивнул Тимур на отдыхающих.

– Тимка, ну чего ты как в воду опущенный? Терпеть не могу, когда ты такой!

– Юль, я люблю тебя.

– А я тебя нет. Это проблема? Я думала, мы все давно решили. Давай, Тимур, проснись уже! Хвост пистолетом!

«Как у собачки, да? Которую ты приручила».

Она вдруг ущипнула его – как удар током. Пихнула локотком в бок, а он обомлел от прикосновения Юлькиной кожи, тела. И выудил, выскреб откуда-то из сжавшегося горла улыбку – для нее.