Голоса из подвала,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Все хорошо, все хорошо, – твердил Тимур, пока мир летел прямиком в пекло, а люди вокруг кричали от боли. Пока визжала за соседним столиком заживо сварившаяся свинья. Пока, упав на колени, забулькал, выблевывая дымящиеся внутренности на пол, молодой официант.

– Все хорошо. – Тимур никак не мог оторвать глаз от любимой. Тонул в их морской синеве, даже когда она, синева, лопнула, вытекла и превратилась в пар.

Даже когда ему самому уже нечем стало смотреть – он все еще смотрел и все еще видел.

Как и два года назад, когда чувствовал себя счастливейшим из людей, у которого все волшебно, все классно, все хорошо, все хорошо, все хо…

Алеша возвращается в подвал

Алексея выписали из лечебницы в день его совершеннолетия. Доктор сказала, что его нельзя содержать там за государственный счет вечно, а родители не готовы платить за дальнейший уход и лечение. Доктор сказала, что ему уже лучше, значительно лучше. Что он практически здоров, только надо регулярно принимать лекарство и дважды в месяц заходить в кабинет психиатра, что в райцентре на Березовой, шестнадцать.

Сказала:

– Все у вас будет хорошо, Лешенька.

Она так часто ему это говорила в последние дни, что Алексей ей поверил. Верить хотелось, тем более что на протяжении многих лет доктор была с ним ласковой почти как мама, хотя все-таки и не совсем как та… ну, не такая, какой та была до развода и происшествия с бабушкой.

По маме Алексей скучал. Когда отец, поседевший и растолстевший, приехал за ним на своей старенькой «Ладе» («машинке», как называл ее Алеша в детстве), он даже набрался смелости попросить отвезти его к матери.

Отец покачал головой:

– Не стоит.

Ну да, вспомнил Алексей, мать же от меня отказалась. Отец тоже, наверное, отказался, просто прямо об этом не говорил и документом официальный отказ не оформлял. Но разве обязательно говорить и оформлять, когда и так понятно – живет давно уж в другой семье, в другом городе. Где-то там вроде даже сводная сестренка у Алексея появилась, только в глаза он ее никогда не видал. За прошедшие годы отец навещал его всего пару раз. Молча сидел рядом, глядя куда-то в сторону – так же, как сейчас, за рулем, не отрывал взгляда от дороги. Чужой человек, с которым и поговорить-то не о чем, даже если язык хорошо подвешен. Алексей похвастать развитым навыком общения не мог: привык слушать, что говорила доктор, а не говорить сам.

С собой у него была справка об инвалидности, паспорт, а также бумажка с адресами психиатра и общежития, к которому его приписали и куда отец в итоге его и привез. Расставаясь, сунул в ладонь немного денег «на первое время» и сотовый телефон – Алексей видел такие у медсестер и санитаров, но своего прежде не имел и как такими штуками пользоваться, еще не знал.

– Там мой номер вбит, если что, – буркнул отец на прощание. – А мать… ее лучше не беспокой. Потом объясню как-нибудь.

«Потом» не настало, потому что телефон у Алексея украли через неделю и с отцом он больше не виделся. А мать разыскал несколько лет спустя. Да даже не сам разыскал – хотя пытался, – другие люди его самого нашли, чтобы дату похорон сообщить.

Так он узнал, что мама умерла. Нервы, печень, алкоголь, антидепрессанты… Из-за таблеток Алексей соображал не шибко хорошо, сложные термины в памяти у него надолго не сохранялись. Он понял только, что мама болела с тех пор, как не стало бабушки, а расставание с мужем и пребывание единственного сына в психушке поправить ее пошатнувшееся здоровье никак не могли.

– У тебя дурная наследственность, Леша, – объясняла психиатр с Березовой, шестнадцать. Толстая, суетливая и совсем не такая ласковая, как доктор в лечебнице. – Мама, бабка, ты сам – все шизоиды, поголовно. Просто у тебя в раннем возрасте проклюнулось, а у тех попозже.

Ну да, так и есть. А еще они умерли, а Алексею как-то дальше жить надо. С диагнозом, полное название которого он никак не мог запомнить.

– Социализируйся, Леха, – советовала психиатр. – Работу ищи, а то на одну пенсию не протянешь. И это… бабу бы себе тоже нашел, а?