Ма-ма
В отличие от родителей, Настёна Рогачева в свои годы смущаться и сидеть тихонечко на одном месте дольше пятнадцати минут не умела и не могла. Вскочила, подергала маму Веру за подол платья, заскакала вокруг стола гарцующим жеребенком. Чудом не сверзила хрусталь с трюфелями, едва не споткнулась сама о вытянутые ноги дремлющего хозяина квартиры.
– Тише ты! – шикнул Дима Рогачев. – Не у себя дома…
Послал жене сердитый взгляд. Он-то вообще в гости к Сатуровым идти не хотел и весь вечер ощущал себя не в своей тарелке, что и неудивительно посреди чужой посуды, столовых приборов, дорогой мебели, сувениров, игрушек.
Вера, покраснев, залепетала извинения.
– Ничего-ничего, дорогая, пускай играет, – радостно взвилась Натали Сатурова. – Это же так мило, так искренне, по-детски! Правда, Сержик?
Растекшийся на кресле пузом кверху Сатуров ничего не ответил. А Натали продолжала, обращаясь уже напрямую к Настёне:
– Солнышко, у нас так много красивых комнаток, где ты можешь спрятаться от мамы и папы! Хочешь, покажу?
Поднялась, чуть покачиваясь, как тонкое деревцо на ветру.
«Ну прям Галадриэль, – раздраженно подумал Дима. – Царевна эльфийская, мать ее ети».
Зубы Натали-Галадриэль сияли винирами, губы пухли филерами, а глаза любовью – Диме от этого показушного, насквозь искусственного счастья стало еще больше не по себе.
– Мы покурим пока, – сказал он.
– Курите-курите! Балкон полностью в вашем распоряжении.
– Тапки там… – взбрыкнул сквозь сон Сатуров. Волосатая рука с трудом оторвалась от подлокотника, повисела секунду в пьяной невесомости и мягко опустилась обратно. – Сами найдете, короч…
Вечер пах свежестью и разгонял туман, осевший в голове после двух бутылок шампанского. Дима, прочистив горло, сплюнул в клубящуюся над слабо освещенным подъездом мглу. Вытянул из пачки сигарету, покрутил ее в пальцах.
– Надо бы нам уже собираться, тебе не кажется?
– А не слишком рано?
– Нет. Сколько мы тут уже, часа два? Как по мне, то это на два часа дольше, чем следовало бы.
– Просто не хочется их обижать.
– Да насрать уже, Вер…