Огонь обжег пальцы, Живов отбросил лист в сторону и вжался в угол где-то между унитазом и батареей. Блондинка сгорела быстро, будто она была не настоящим человеком, а куклой из соломы, какие делают на Масленицу. Тело ее шумно упало, разбрасывая искры. Огонь мгновенно перекинулся на ворсистый ковер и одеяло на кровати.
Внезапно затрещал телефон, стоящий на тумбочке у телевизора. Звук этот вывел Живова из транса.
Пора было бежать.
Он обошел тело, сжимая в руках скетчбук, и вышел в коридор. За спиной трещал телефон. Живов закрыл дверь, и почти сразу из-под двери потянулись в коридор струйки белого дыма.
Интересно, есть ли здесь пожарная сигнализация?
Дверь напротив внезапно отворилась. На Живова смотрела обнаженная женщина с огромными черными глазами. Женщина была гладко выбрита, а еще она была с ног до головы измазана в крови. За ее спиной Живов разглядел номер, а в номере кровать – и на этой кровати лежал истерзанный мужчина, с кишками наружу, с раскрытыми ребрами, изломанным черепом и раздвинутыми руками и ногами. На полу около кровати валялись фотоаппараты – тоже изломанные и истерзанные.
Живова стошнило прямо к ногам женщины. Он зажал рот и бросился по коридору к лестнице.
– Стой! – завопила женщина. – Убегает! Стой, говорю!
Живов не оглядывался. Коридор казался таким длинным, что по нему можно было бегать полумарафоны. Сзади раздались торопливые шаги. Хлопнуло несколько дверей. Резко дыхнуло болотным смрадом, вперемешку с дымом.
– Стой! – голос оказался невероятно близко.
Кто-то попытался схватить Живова за руку, Живов пихнул локтем мягкое, податливое, полуобернулся, ударил не глядя, потом скатился по лестнице на первый этаж, свернул к холлу, к спасительной двери в холод, в зиму.
А у двери стояла черноволосая девушка из его недавних грез.
Живов остановился, потому что понял – она разорвет его на куски голыми руками. Выпотрошит. Высосет до остатка.
Со второго этажа сбежало еще несколько девушек, все обнаженные и окровавленные. С какого-то черного ведьмина шабаша.
– Зачем же уходить? – спросила черноволосая. – Все же хорошо шло, ну?
– Мне здесь не нравится, – выдохнул запыхавшийся Живов.
– А тебя никто и не спрашивает.
За спиной девушки на деревянном обороте двери проступили темные линии и слились в размытое лицо.
– Людей не спрашивают, кому счастье, кому смерть, а кому вечная жизнь, – продолжила девушка. – У них нет выбора. Ты родился с талантом, и с того момента, как впервые нарисовал чье-то лицо, превратился в человека, которому повезло. Пойми. Ты не стал закуской. Не стал чьим-то персональным рабом – а девочки любят рабов! Тебя не использовали как пса. Твой талант раскрылся ярче, и потому мы обещаем тебе вечное наслаждение. Непроходимое желание. Все, что захочешь от любой из нас.
Девушки, обступившие Живова, протянули руки и принялись поглаживать его плечи, спину, дотрагиваться до лица и живота.