Все обернулись на меня. Колобок замер в дверном проеме и отрешенно пробормотал:
— Ну, да-да… Верка, шельма, роман закрутила. На развод подала. Но я не знал, что именно с ним… Я правда не знал, товарищи. Мне очень стыдно.
— Да в чем дело-то?
— Делился с супругой за ужином всеми новостями по службе. Что да как у меня, разве это не так между мужем и женой? Чтобы хоть поговорить было о чем. Теплее чтоб было.
Я подумал, что разговоры о трупах вряд ли наладят атмосферу за обеденным столом, но промолчал. Огурцов же продолжал сокрушаться, и лицо его будто бы превращалось в сдутый шарик.
— Думал, во мне дело. Пытался контакт наладить. Может, и сболтнул чего лишнего. Вы уж простите… Я не специально. Стыдоба какая….
Звягинцев пробормотал что-то такое товарищеское, поддерживающее. Огурцов высморкался и договорил:
— Я проследил за ней. Нашел эту квартиру, но ведь, понимаете, я не знал, что Петренко — тот, кого мы ищем.
Вот так расклад! Крыса найдена, но она оказалось не крысой вовсе. Так сложились обстоятельства, и Огурцов явно ни при чем. А как знать, возможно, Холодильщик намеренно закрутил роман с женой следователя прокуратуры, чтобы выуживать нужную информацию? А может, все произошло случайно и, как говорится, по любви. Теперь это уже не важно.
— Я поднимаю этот бокал, товарищи! — Горохов торжественно встал и махнул рукой ресторанным музыкантам, чтобы те не дули так слишком в саксофон. — За наш дружный коллектив! Это наш последний день в Цыпинске. Признаюсь, дело попалось крайне запутанное и сложное. Но вы справились. Вы молодцы! Я нисколько в вас не сомневался.
— А вы, Никита Егорович? — наморщила изящный носик Света. — Вы самый большой молодец! Вы — мозг нашей команды. Можно сказать, Отец.
— Да что я? — отмахнулся Горохов. — Только с вами когда работать начал, вкус жизни почувствовал, так сказать. Все, чем раньше занимался, кажется таким мелким и несущественным. Вот теперь — дело!
Раскрасневшееся лицо шефа говорило о том, что он уже был подшофе. Нечасто нам приходилось слышать от него такие откровения. Что скрывать, хотелось бы чаще.
Дзинь! Дзинь! — мы чокнулись, перекатывая по округлым бокалам янтарного цвета вино.
Горохов сел и по-начальственному, дал отмашку музыкантам. Те снова заиграли, а нам как раз принесли горячее.
— Выйдем, покурим? — подмигнул мне шеф.
— Так я ж не курю, — пожал я плечами. — И здесь можно подымить.
— Пошли, Андрей Григорьевич, на свежем воздухе за компанию постоишь.
Мы вышли на крыльцо ресторана. Вечерний город умылся дождиком, словно пытался очиститься от всего, что произошло в нем страшного за последние несколько лет.
Шеф затянулся и, глянув на меня по-отечески, проговорил:
ebooksa